Г.Ярцев - Цой жив ещё...

Ствол резко дернуло вверх, послав пепел по ветру. Разломав землю, с хрустом взбучился корень. Оголялся сильнее, пока не появился еще один, следом другой. Цой зажмурился, подавив чувство беспомощности, ветер продолжал осыпать дождем из грязи и мусора, а пальцы — болеть от той силы, с которой ими впились, желая спастись.

Скрип.

Хруст.

Перехватило дыхание и нутро опустело, когда йух с глухим треском выдрал дерево вместе с корнями и отправил вцепившегося в него искателя в самоубийственный полет.

«Двести двенадцать», — открыл слезящиеся глаза: жгло болью, не видно ни зги; все замылено и размыто. Тело отбило так, что онемело. Пошевелил пальцами на руках и ногах, — на месте, целы. Стяжка не позволила разорваться и разлететься в разные стороны. Подниматься не спешил. Пытался вслушаться в окружение, в ушах еще гудело, а вокруг тихо, как не случалось ничего. Хотел подняться, но стрельнувшая в пояснице боль прибила обратно к земле. Завел руку за спину, нащупал сук, пронзивший плоть. Выдернул. Выматерился про себя и, тыча лбом в почву, усмирял гнев. Только потом вздохнул с облегчением.

Обессилено лежал некоторое время.

Вкус пепла во рту, а в горле першило от гари. Вновь открыл глаза — лучше видеть не стал, только жечь стало сильнее. Спина мокрая вся; одежка слиплась с телом. Если были переломы, то исцелились водой из лопнувшего гидратора, взятого в Резервации. С трудом присел на согнутых коленях, одним движением перетянул ранец на грудь и, не открывая глаз, стал шарить в поисках бурдюка, но нашел лишь вымокшую ткань — единственное оставшееся от воды, которой собирался напиться и ополоснуть лицо, а еще кашу из ягод кровоглаза перемешанную с размокшими пайками.

Выхода нет: помочился в ладони, промыл щиплющие глаза. Проморгался. Едва ли стало лучше.

Очертил Олей кольцо вокруг себя; клинок звякнул лишь раз, столкнувшись с чем-то твердым. Хотел понять, где оказался; куда забросил йух. Не Баград — точно. Звуки не те: протяжный ветер не разгуливал в узких улочках, не сквозил в опустевших сожженных постройках, ни намека на улюлюканье крикунов. Здесь ветер сильнее, заставлял стучать и стонать старый металл. Нормально закинуло, подумал искатель, аж до долины железных цветов. Решил, что йух даже помог. Пусть и по-своему.

Отползал, постукивая клинком по земле, пока не уткнулся в покосившуюся стену. Прижался спиной. Вертел головой, пытаясь разобрать в воздухе крики птиц, или стрекот насекомых на земле — ничего; некому вывести к воде. Нет на Пепелище и листьев, на которых вода за ночь собирается в капли.

Коснулся век, глаза ответили болью. Открыл еще: как в тумане. Остается одно.

По вмятине определил флягу с мочой беса, откупорил — тошнотворная вонь на раз перебила запах гари, — поставил рядом. Подготовил повязку. Высвободил клинок из ножен и острием нацелил в лицо. Дыхание учащалось, пока не оборвалось сдавленным криком боли за выколотые глаза.

Ослепшего искателя насторожил глухой топот. Что-то неосторожно двигалось в нескольких метрах, но напасть не решалось. Играло с добычей? Звук умножился, а когда раздалось низкое шипение, Цой понял: перед ним, наверное, огнедых, и не один. Совсем нюх потеряли? Несколько раз рассек клинком воздух, предостерегая: отведать его будет непросто. Судя по обрывистому шику, незримого противника это лишь раззадорило. Искатель подтянул под себя ноги, незаметно опустил ладонь на рукоять огнестрела. Ждал. Вытянул руку с оружием на очередное тормошение. Услышав в ответ утробный звук, понял — навел верно, пусть и вслепую. Затаив дыхание, ощутил движение и пугающее шипение, надвигавшееся вместе с ним. Выстрелил — сухой плевок и что-то грузное, породив липкий звук, легло наземь. То, что по ощущениям находилось правее, рвануло в атаку с удвоенной силой; два выстрела быстро расправились с хищником.

С выдохом опустил оружие. Надо уходить, запах крови навлечет беду.

Неуверенно переставляя ноги, брел дальше, простукивая путь Олей. Чувствовал, как формируются и тяжелеют глазные яблоки. Приоткрыл повязку, из-под которой по щекам тянулись струйки запекшейся крови, глаз — зрение не успело восстановиться; без воды исцеление затянется на несколько часов, но всяко лучше, чем терять его постепенно. Кругом — темнота. Каждый раз расставаясь со зрением, искатель вспоминал отличного собеседника и понимал, каково это — быть Му.

Шел на стон металла, надеясь укрыться под одним из цветов.

Наступил на нечто, разродившееся визгом. С глазами или без, — реакция не подвела. Устранил источник звука, вонзив в него клинок. Наощупь пытался разобрать, что умертвил — каменистое тело, на этот раз точно — огнедых. Дальше шел осторожнее, выверяя каждый шаг. Долина железных цветов прослыла обиталищем жирвяков и комов, и если вторые опасны в куче, то первые — страшны и поодиночке. Были еще камышатники, но их избежать довольно просто — главное, не ходить в высокую траву.