Мия Шеридан - Арчер будет молчать

Я схватила его руки в свои, а потом отпустила, чтобы продолжить.

– И стараться поверить, что, может быть, свет светит от тех, в ком больше трещин.

Арчер изучал меня несколько мгновений, прежде чем поднять руки и сказать:

– Я не знаю, могу ли я. Я изо всех сил стараюсь, но не знаю, могу ли.

– Можешь, – подтвердила я, делая усиленные жесты. – Ты можешь .

Он немного помолчал.

– Все кажется таким запутанным. Я не могу во всем этом разобраться – мое прошлое, моя жизнь, моя любовь к тебе.

Я наблюдала за эмоциями, пробегающими по его лицу. Потом снова подняла руки.

– Я не много помню про свою маму. Она умерла от рака, когда я была совсем маленькой. – Я слегка повела головой и облизнула губы. – Но я помню, как она вышивала крестиком – такие небольшие вышитые картинки.

Арчер следил за моими руками, иногда взглядывая мне в глаза.

– Ну и вот, однажды я взяла одну из ее работ, и она казалась ужасной – вся запутанная, все эти узелки и неровные нитки торчали отовсюду. Я с трудом могла вообще понять, что должно быть на этой картинке. – Я слегка стиснула руку Арчера и снова подняла свою.

– Но мама пришла, взяла кусок ткани из моих рук и перевернула его – и прямо там, передо мной, оказался шедевр. – Я выдохнула и улыбнулась. – Она любила птиц. Я помню эту картинку – это было гнездо с птенцами, и мама-птица подлетала к нему. И теперь, когда жизнь кажется мне запутанной и непонятной, я думаю об этих кусочках ткани. Я пытаюсь закрыть глаза и поверить, что, даже если я сейчас не вижу правильную сторону, а то, что передо мной, кажется гадким и запутанным, где-то там из всех этих узлов и висящих ниток создается шедевр. Я стараюсь поверить, что из уродства вырастет красота, и придет время, когда я смогу увидеть ее. И ты, Арчер, помог мне увидеть мою картину. Дай мне помочь тебе увидеть твою.

Арчер смотрел на меня, не говоря ни слова. Он притянул меня за руки к себе на колени и крепко обнял, тепло дыша в изгиб моей шеи.

Мы посидели так немного, и я прошептала:

– Я так устала. Я знаю, что еще рано, но давай пойдем спать. Обними меня, Арчер, и я тоже хочу обнять тебя.

Мы встали и пошли в спальню, где медленно разделись и забрались под одеяло. Он притянул меня к себе и крепко обнял, но мы не стали заниматься любовью. Арчер казался лучше, но все еще был отстраненным, как будто потерял что-то внутри себя.

– Спасибо, что поделился со мной своей историей, – прошептала я в темноте.

Арчер только кивнул и притянул меня ближе.

В этот день был мемориальный парад полиции Пелиона. Я стояла у окна столовой и мрачно смотрела на проезжающие машины и грузовики, на людей, идущих строем по тротуарам и размахивающих флагами. Я чувствовала себя одеревеневшей, больной, и мое сердце разрывалось.

Я плохо спала. Я слышала, как Арчер ворочался всю ночь. Когда я спросила утром, удалось ли ему заснуть, он просто кивнул, не вдаваясь в объяснения.

Молчал он и во время завтрака, и я стала собираться домой, чтобы взять форму для работы и закинуть туда Фиби. Он казался погруженным в себя, блуждающим где-то глубоко у себя в голове, но все же, когда я поднялась, чтобы уходить, он притянул меня к себе.

– Арчер, малыш, поговори со мной, – сказала я, наплевав, что могу опоздать на работу.

Он лишь покачал головой, улыбнулся одними губами, без глаз, и сказал, что увидит меня после работы, и тогда мы поговорим.

Вот я и стояла у окна, взволнованная. В столовой было практически пусто, поскольку весь город был на параде, и я могла погрузиться на несколько минут в свои мысли без того, чтобы меня потревожили.

Я смотрела, как мимо проезжали старомодные полицейские патрульные машины, как толпа громко радовалась старым автомобилям, и мной овладело горькое чувство. Арчер должен был быть тут. Арчер должен быть на обеде в память своего отца. Его даже не пригласили. Что же не так с этим городом? Виктория Хейл, злобная сука, вот что. Как такой человек вообще мог жить на свете? Она порушила так много жизней – и ради чего? Денег? Престижа? Власти? Гордости? Просто чтобы победить?

А теперь весь город пресмыкался перед ней, боясь последствий.

Пока я стояла там, думая о том, что Арчер сказал мне прошлой ночью, мне свело живот, и показалось, что меня сейчас вырвет. Мысль о том, каково было семилетнему малышу оказаться там в тот день, была омерзительной, ужасной. Я хотела вернуться назад во времени и обнять его, успокоить, сделать так, чтоб ничего этого не было. Но я не могла, и от этого мне было больно.