Патрик Уайт - Фосс

У него тоже были голубые глаза, в которых сквозила некая примитивная красота. Позже он наверняка обрюзгнет и станет более-менее похож на своего будущего тестя, благодаря чему, возможно, Белла и полюбила Тома.

– Где же вы были? – Лейтенант продолжал беседу с малоинтересным ему знакомым. – Заблудились в буше? – Ответов он не ждал и не слушал. – Снова квартируете у бедняги Топпа? Говорят, все его помыслы сейчас устремлены к одной юной леди, берущей уроки игры на флейте.

– Инструмент оригинальный и ничуть не подходящий для девушки, – заметила миссис Боннер. – Если хочется разнообразия (некоторые, я знаю, питают отвращение к фортепиано), то уж лучше арфа!

– Да, я снова квартирую у бедняги Топпа, – сказал Фосс, у которого ум за разум заходил от этого общества. – Я не заблудился в буше. Хотя мне доводилось бывать там, точнее, в его населенной части. Недавно я путешествовал по Северному побережью, собрал несколько интересных образцов растений и насекомых. Еще я посетил Моравских братьев в заливе Моретон, провел у них пару недель.

Теперь Фосс обрел почву под ногами. Он и в самом деле немного пошатывался, зато обтрепанные штанины его брюк скрылись в густом ворсе ковра. Насколько меньшей разрушительной силой обладают жажда, лихорадка, физическое истощение, думал он, чем людское общество. Как-то раз в горном ущелье на него рухнул валун, едва не погребя под собой, и ободрал ему руку, а потом покатился дальше, ломая деревья и неся гибель кенгуру-валлаби. Смертельная опасность разбудила в немце дух противоречия и придала сил. Он продолжил путь, чувствуя в себе дыхание жизни. Но слова, даже если это слова доброжелательности и поддержки, даже если они падают мимо цели, едва его не убивали.

– Белла, когда-нибудь мы обязательно предпримем это путешествие, – заявил Том Рэдклиф, выставляя напоказ свои права на будущую невесту. – Я имею в виду залив Моретон.

К путешествиям лейтенант был равнодушен, зато перспектива потеряться вдвоем в каком-нибудь уединенном местечке его очень даже вдохновляла.

– Конечно, Том, – лениво и тихо согласилась Белла, и золотистый луч солнца упал ей на верхнюю губу.

Эти молодые люди имели привычку переглядываться так, словно надеются обнаружить вход в еще более сокровенные глубины в душах друг друга. Она была совсем дитя, и личность ее пока не сложилась окончательно. Кожа у девушки имела чудесный медовый оттенок, шея была несколько толстовата. Эти две особенности, вместе с превосходным телосложением, Белла Боннер передала впоследствии всем своим многочисленным потомкам, ради создания которых она и была предназначена.

– Вы тут всех заразите своей страстью к исследованиям, Фосс! – засмеялся мистер Боннер, который всегда находил выход из тупиковых ситуаций. – Пойдемте же, пусть леди тем временем приготовятся к обеду.

Они прекрасно дополняют друг друга, поняла Лора Тревельян и зевнула. Дядюшка такой хороший. А вот немец – тип неприятный, хотя и небезынтересный. У него крепкая, довольно мускулистая спина, которая несколько сглаживает впечатление худосочности. Теперь, когда он отвернулся, Лора вспомнила его лицо, и ей захотелось вглядеться в эти необычайно голубые глаза еще пристальнее, чем она позволила себе вначале.

Так или иначе, они удалились. Это был намеренный, мужской жест. Они отправились в меньшую комнату, которую в доме называли Кабинетом мистера Боннера и где действительно стоял письменный стол – совершенно пустой, не считая подаренных женой безделушек и нескольких серебряных монет, разложенных на роскошной красной тисненой коже. Пахнущие сыростью географические справочники, альманахи, сборники проповедей и книги по этикету, полное собрание сочинений Шекспира сдержанными цветами переплетов создавали приятный фон. В этой комнате к серьезным занятиям располагало все, кроме ее владельца, хотя порой он и мог вяло поразмышлять здесь после сытного воскресного обеда о перспективах торговли или, если его мучил ревматизм, порыться в счетах и полистать бухгалтерскую книгу, которую привозил из города мистер Пэйлторп. В домашнем кабинете в полной мере воплотились честолюбивые замыслы миссис Боннер. Царящая там безупречная чистота и порядок были предметом особой гордости, и некоторые посетители даже побаивались в нем находиться, сам же коммерсант предпочитал беспорядок и суматоху тесного рабочего кабинета в своем магазине.

– Теперь мы можем все обсудить, – предложил мистер Боннер и, подумав, добавил: – Без посторонних.