Ирина Нельсон - Кома. Книга третья.

Учитывая, что в празднование Имболка включалась ритуальная охота к другому празднику, а охотились Малфои испокон веков на маглов, то следовало ожидать, что Драко в свои почти шестнадцать будет участвовать еще и в Луперкалиях, а это было уже незаконно… Но когда Малфои боялись законов?

Так что когда Забини и Волхов начали регулярно устраивать музыкальные вечера, Северус ничего им не сказал. Подросткам нужно было как-то сбрасывать накопленный стресс. А лучше успокоительного могут быть только печальные баллады, ибо просто так плакать чистокровным магам было невместно. Вот и сегодня Северус проверял эссе четверокурсников под песню о прекрасной Розамунде. Забини был исключительно талантлив. Снейпу и в голову не могло прийти, что опостылевшие стихи можно исполнить с таким душераздирающим накалом.

— Оо-о… Розамунда! — вывел Блейз и замолчал.

Понадеявшись, что у страстного итальянца наконец-то забрали гитару, Северус подтянул поближе работу Луны Лавгуд и всмотрелся в колбу.

Нет, ему решительно нужна ставка преподавателя ЗоТИ! Совмещать варку зелий, проверку того, что школьники считали зельями и эссе, присмотр за толпой подростков, отчеты по нововведениям для Амбрдиж, пытки неугодных Темному Лорду, службу Дамблдору, приставучую беременную любовницу и Вадима было адски сложно. Да еще эта загадка с безумием, которое может исцелить раскаяние…

«Разве ты не способен разлить по колбам триумф и заткнуть пробкой смерть?»

Северус чувствовал, что еще чуть-чуть — и он сляжет с нервным истощением.

— Пусть вечерняя звезда взойдёт над тобой, может быть, при свете дня ты будешь другой, но сейчас твой дом далёк, и твой путь так одинок…

Волхов тянул незнакомую песню высоко, нежно, как не всякая девушка сможет. Захваченный торжественной печалью льющегося голоса разум не мог разобрать на пергаменте ни строчки. Вместо гитары послышался хрустальный перебор арфы. Северус плюнул на эссе и откинулся на спинку кресла, закрывая глаза.

— Mornie utulie… Поверь — и ты найдешь свой путь. Mornie alantie… Живет надежда в сердцах у нас…

Незнакомый язык ударил по слуху резко, сладко и удивительно знакомо, словно забытая колыбельная из детства. Иномирные песни всегда были очень красивы, но эта была совсем неземной. Наверное, потому, что исполнялась на родном английском языке, таких песен Вадим знал немного.

А Волхов продолжал петь под аккомпанемент кельтской арфы, и где-то под сердцем тонко звенела струна магической связи. Побратим знал, что Северус его слышит, и щедро делился всеми чувствами, которые вызывала песня.

Хорошие певцы были тем и хороши, что могли не просто донести до слушателей свои чувства, а заразить ими. Вадиму было незачем трогать их связь — он был хорош и без этого. Ему просто доставляла удовольствие сама возможность?

Побратимы… Сначала магия обряда использовала любую вспышку эмоций, любой контакт. Это походило на скопление тонких нитей, которые беспорядочно хватались за всё подряд, пытаясь связать их в единое целое. А затем Северус научил Вадима магическому взаимодействию, и связь окрепла, определилась, связав их между собой как стальным тросом. Наверное, так ощущают друг друга близнецы: с одной стороны, вроде ничего, никаких посторонних мыслей и чувств, никаких колебаний окклюментивных щитов, никаких ощущений, но, даже находясь в разных точках страны, Северус и Вадим точно знали, что происходит друг с другом. А порой, вот как сейчас, к этому глубинному знанию примешивались отголоски сильных чувств. Северус мог ощутить тоску Вадима, счастье, боль… Боль…

Взгляд сам собой остановился на двери в лабораторию.

Темно-серая густая жидкость с глянцевым блеском, в которую превратилась его боль, была вполне материальна и при любом контакте вызывала, закономерно, боль. Её можно было пить, втирать, вдыхать пары — что угодно, хоть капать внутривенно. Но от неё можно было легко избавиться, приняв стандартное обезболивающее. Любое, хоть магловский нурофен.

Северус долго ломал голову, зачем целителям создавать жидкий аналог круциатуса. Но единственное адекватное объяснение — стимуляцию при лечении нервной ткани — разбил ленивый ответ Вадима: «Бабуля ей капусту квасила и цикламен поливала». Это был просто когнитивный диссонанс. Готовить на пыточном зелье еду и использовать его в качестве удобрения… До такого могли додуматься только русские.

Северус задумчиво провел пальцем по губам. Русские не использовали зелье как пыточное. Его создание было лишь побочным продуктом лечения боли. Фактически, это даже не лечение. Её просто вынимали из тела, сохраняя все свойства...