Мааэринн: Королевская кровь

Он вынул из ножен меч, длинный, узкий, светло-серебристый, подстать хозяину. Я вновь почувствовал не угрозу, а скорее предвкушение игры, но все же заметил:

— А не слишком ли опасно?

— Неужели будущий лорд Синедола, убоявшись пораниться, станет размахивать палкой, как дворовый мальчишка? — удивился принц.

Я огляделся, ожидая поддержки, но второй посол отвернулся, словно и не заметил ничего, а наш мастер по оружию взялся что-то обсуждать с кузнецом, да так увлеченно, что я понял: помощи не будет. У наших оружейников к ситам свой счет. Они, конечно, к отцу первыми с докладом кинутся, но если сейчас я отступлю, уважать уже никогда не будут… мне ничего не оставалось, как пристыжено поспешить за боевым мечом.

Синедольский меч был гораздо тяжелее и казался куда страшнее красивой ситской игрушки; да и сам соперник, хоть и не уступал мне ростом, был еще по-детски тонок и слаб. «Наши юные воины только порезвятся…» — вспомнил я слова посла… что ж, не я решил хвататься за сталь. Но я чувствовал себя хозяином, старшим и более разумным, к тому же поединок был моей затеей: мне и следовало думать, как уберечь и себя, и мальчишку.

Только вот времени на раздумья не оказалось.

— Потанцуем, Хейли Мейз?

Сит небрежно отмахнул приветствие — солнце полыхнуло на лезвии, вороненой змеей мотнулась коса — и тут же бросился в бой.

Я едва успел вскинуть меч. Он, как тень, ушел вбок, я — следом… и чуть не упал... вот чудно! А ведь думал, что ловок. Мальчишка не дал опомниться — быстрота, напор. Восторг в глазах… да и слаб ли он?!

Ударить бы самому — но где там! Он возникал со всех сторон сразу — я поворачивался, как мог. Но, на потеху зевакам, спасался лишь удачей. Похоже, я серьезно недооценил соперника…

Наконец молоденький сит отскочил подальше и опустил оружие. Он вспотел и раскраснелся, влажные пряди налипли на щеки. Переводя дыхание, он сгреб волосы с лица, отбросил назад и радостно оскалился:

— Хейли Мейз, не стоит так меня щадить. Это скучно!

Отдышаться и утереть пот оказалось кстати, но прекращать забаву я еще не собирался! Во дворе столпилась половина обитателей замка: эти бездельники в жизни не забудут, как молодой господин не смог сладить с ситским детенышем.

— Не щадить? Что ж, Ваше Высочество, было б сказано… — усмехнулся я в ответ и напал первым.

Гибкий клинок не держал удара — скользил, выворачивался и тут же колол. В руке юного принца он летал и пел, как живой. Но я все же поймал ритм и повел: Удар, звон … выпад — уход. И вновь удар…

Злое веселье мальчишки захватило и меня: как-то незаметно я уверовал в наше мастерство и неуязвимость, забыл, что против отточенного металла тела прикрыты лишь легкой тканью. Вот уже на белом льне расцвели маки. На буром не разглядеть — но я мог поклясться, что пару раз зацепил сита… а боли не было. Только упоение риском, только восторг послушного тела.

Бой шел уже без скидок и уступок. Мы были равны. Больше того: мы были едины!

Вдруг он оступился и выронил меч…

…а мой клинок уже раскручен, отпущен и сейчас тяжелое лезвие снизу вверх, наискосок раскроит его грудь, кровь упругой струей брызнет мне в глаза!

Я дернулся назад, не устоял и больно уселся в пыль, чудом не выпустив рукоять. Меч прошел гладко, почти без сопротивления. Лишь кончик клинка, самое его острие достигло цели — шелк, взвизгнув, затрещал.

Юный сит дрогнул и замер. Разорванная пола рубашки быстро намокла кровью, на побледневшей скуле раскрылась густо-красная рана. Взгляд, устремленный на меня, был пуст.

Я тоже смотрел на него, не в силах шевельнуться, и был, наверное, не менее напуган.

Сит опомнился первым: в глазищах еще чернел ужас, но уши встрепенулись и губы расцвели улыбкой, чуть кривоватой от боли, зато такой радостной! Тут не ошибешься: мальчишка ликовал.

Казалось, первым делом нужно поднять оружие, но он шагнул ко мне и протянул руку. А я, ошарашенный происходящим, ухватился и встал на ноги. И не подумал о том, что это рука врага, вот так непринуждённо поданная... Я его едва не зарубил, а он... впрочем, и того, что моя собственная ладонь была залита кровью с раненого предплечья, я не заметил. Он поднес окровавленные пальцы к лицу, начал разглядывать, обнюхивать, словно какую-то невидаль, и все улыбался, странно, дико… мне показалось, что юноша не в себе. А еще я почему-то воочию представил, что он сейчас начнет слизывать кровь, как редкое лакомство. Но я опять ошибся: сит отер разорванную скулу и заговорил, грустно и очень тихо, одному мне: