Мааэринн: Королевская кровь

Шли мы долго. Сит двигался легко и бесшумно, босые ноги не выбирали тропы, но все время ступали на ровную землю, а я, едва поспевая, запинался за все коряги, цеплялся за каждый куст, валился, снова вставал, раздирая одежду, в кровь царапая и сбивая руки, только бы не отстать.

Из-за деревьев нам на встречу выходили жители Пущи: мужчины и женщины, одетые в волчьи шкуры или буро-зеленые рубахи до колен, укрытые нечесаными гривами, все одинаково высокие, сильные и ловкие, с одинаково застывшими в гордой ненависти лицами. Старые или молодые, я угадывал только по взглядам: равнодушно-отстраненным или острым, исполненным какого-то недоступного мне голода. Ситы с такими, голодными, глазами жадно меня разглядывали, а потом шли следом, держась на почтительном расстоянии от моего провожатого. От этих следующих по пятам теней было не по себе, словно я уже мертв и отринут Господом за свои прегрешения.

Адские твари — так меня учили с детства…

Я искал среди них детей с лукавыми, проказливыми улыбками, как у Айлора, высматривал женщин, нежных и страстных, похожих на колдунью из моего сна — тщетно. Среди многих прекрасных лиц я не находил ни одного радостного, среди глаз, горящих как самоцветы, не было сияющих любовью.

Уже в сумерках мы вышли на поляну. Наши безмолвные преследователи отстали, но я по-прежнему чувствовал их, жадно смотрящих на меня из лесного сумрака. Стая огромных волков преградила нам путь. По знаку Оборотня звери успокоились и разлеглись в траве, однако, как и их двуногие хозяева, продолжали следить за мной неотступно.

Посреди поляны сит указал мне большой кедр, росший особняком. Дерево было странным — с густой и длинной хвоей, покрытой голубовато-молочной дымкой, словно блудное облако зацепилось за его ветви. Пока я разглядывал эту диковину, Оборотень исчез, и я даже не заметил, как это случилось.

Айлор полулежал между выпирающих из земли корней дерева, как в колыбели, и не то спал, не то был в забытьи. Голова и плечи его покоились на спине ордынского волка, тоже спящего, тело от подмышек почти до колен было обернуто широкими коричневатыми листьями, каких я никогда раньше не видел. Повязка скрывала раны, но мертвенная бледность была точно такой, как в моем видении. От этой бледности Лори казался особенно юным, совсем ребенком, слабым и трогательным.

Слава тебе, Боже, живой, — подумал я, присел рядом с ним на пятки, погладил пушистые уши, отвел с лица спутанные пряди. На губах, на бледных щеках и подбородке мальчишки запеклась размазанная кровь. Я удивленно уставился на эти разводы. Он вздрогнул, открыл глаза — и мгновенно изменился: брови сошлись в напряженно-сосредоточенной гримасе, взгляд затвердел, а губы сжались жестко и решительно.

— Хейли Мейз, почему ты здесь? Я же велел тебе уходить!

— Потому что здесь ты. Там, в лесу после боя, я не мог оставить тебя одного. Боялся, что ты умрешь. Но, хвала Господу, не попустил. Ты жив — это главное.

— Ты должен был послушаться! Ты не понимаешь… — Айлор отвернулся пряча глаза, словно ему было стыдно, — Это же смерть, Хейли Мейз! Здесь для тебя — только смерть.

Он, кривясь от боли, потянулся к волчьей морде, погладил широкий лоб, коснулся носа:

— Это Урр, мой боевой друг, мой брат… Он сотню раз спасал мне жизнь. Смотри! — и, резко ударив, оттолкнул пасть в сторону.

Голова зверя, как тряпичная, мотнулась на бок, открывая разорванное горло и слипшуюся в крови шерсть. Я испуганно отпрянул.

— Что это?! Кто это сделал?

— Я. Я не мог умереть, не поговорив с тобой, а он доверял другу, с радостью подставил шею под клыки. Отнятая у него жизнь позволила мне исцелиться. Я — сит, Хейли Мейз, нечистый охотник за человеческими душами. Твой святой отец знал правду — почему ты не поверил?

Мальчишка говорил нарочито-жестоко, и даже с вызовом, но я уже взял себя в руки. Здесь, в Пуще, среди заклятых врагов, я и в самом деле почувствовал, что изменился: перестал бояться. И теперь, без страха за свою шкуру, без волнения за родовую честь, мне стало легче понять, что на самом деле для меня важно. Я взял его за руку, сжал, как тогда, после боя, и ответил:

— А теперь послушай ты, мальчик. Думаешь, как и все вы здесь, что я — глупый ничтожный человечек, да? Поединок, наши раны, а потом исцеление, странные, страшные видения, близость и предательство — это все, чтобы испытать меня? Проверить, готов ли я жертвовать ради тебя и как велики будут жертвы? Так вот, Айлор, это не я, это ты — не понимаешь. Ты сказал «верь мне», и я поверил, глупо, слепо, сам не знаю, почему. Но, похоже, это было единственным разумным поступком за все последнее время: я потерял семью, друзей, дом, но я все еще жив, и не сотворил тех бед, которые мог бы, не будь тебя рядом. А теперь все, что у меня осталось — это обещание тебе верить. Будь что будет, я не уйду. Да и идти мне некуда.