Уильям Дитц - Избранные произведения в одном томе [Компиляция]

Натали любила жизнь, звуки и даже запахи, бывшие неотъемлемой частью свободного порта. Все это вместе взятое служило ей компенсацией за безмолвие и одиночество во время длительных полетов в безграничных глубинах космоса. Может быть, поэтому ей так нравилось грузить и разгружать корабль, и она совсем не возражала, когда капитан поручал ей эту работу.

Натали пересекла палубу последнего корабля и поднялась на пирс по стальным сходням, зазвеневшим под ее ногами. Здесь она оглянулась. Кто-то махал ей с башни охлаждения «Птицы солнца». Она помахала в ответ, пропустила ползущий мимо погрузчик и зашагала к воротам.

Охранник пропустил ее, и девушка пошла по району, пестревшему вывесками баров, дешевых закусочных и ночных клубов. У Натали ушло минут десять на то, чтобы поймать дряхлое автоматическое такси, открыть перекошенную дверь и сесть в него. Бортовой компьютер выслушал приказ, проверил ее универсальный банковский счет и привел машину в движение.

Натали сморщила нос. В машине стояла кислая вонь, как в самой дрянной забегаловке. Она дала команду открыть окно, но на полпути стекло заклинило. Машина дернулась, развернулась и двинулась по приморскому шоссе к городу.

С обрывов на Натали смотрели окна дорогих домов, напоминая о детстве. Ее родители владели одним из таких, хотя проводили в нем мало времени. Как усидеть дома, если нужно управлять коммерческими линиями, заключать сделки, осуществлять проекты создания новых земель? Нет, ей с братом перепадало чертовски мало родительской любви и опеки. Наверное, так оно и лучше, потому что ни Говард, ни Мэри родительским талантом не обладали.

За поворотом движение стало более интенсивным, машина уже ехала по улицам города Фортуна. Высоченные здания упирались в небо. Их соединяли ажурные подвесные переходы, между которыми сновали аэромобили.

Родители Натали предпочитали назначать встречи именно в таких обителях богатства, а не в Вольном порте, где начинала свой путь компания «Восс Лайнз». Это ведь надо было решиться назвать единственный и изношенный грузовик «флагманским кораблем», а самих себя «компанией»!

А позже, когда отказал основной маршевый двигатель и все складывалось так, что им пришлось бы года два ковылять до родного порта, Говард и Мэри рискнули воспользоваться неизвестным сквозным тоннелем, который вполне мог оказаться тупиком. На это требовалась смелость. И их дерзость с лихвой окупилась, когда двое отважных исследователей оказались на другом конце Конфедерации и зарегистрировали свое открытие.

Да, родители Натали были людьми особенными, вот потому-то она и старалась встречаться с ними как можно реже.

Такси остановилось у дорогого ресторана. Девушка скорчила недовольную гримасу, пожалела о том, что она одета не должным образом, и поднялась по ступеням. Швейцар нахмурился, увидев ее костюм, но дверь перед ней открыл. Возможно, будет хороший ленч. А может, ее родители стали другими. А может… да нет, скорее в аду наступит оледенение.

Джейсон лежал на столе, такой маленький, такой беззащитный. Блики вспыхивали на подготовленном хирургическом инструментарии. Сестры обложили стерильными салфетками все тельце мальчика, оставив открытым только участок, подлежащий операции. Орр проглотил комок в горле. Сияли рефлекторы, тихо гудел насос: анестезиолог вводил обезболивающее в вену мальчика.

Глаза Джейсона померкли, он повернулся к отцу, что-то сказал насчет дозасов, а потом заснул. Анестезиолог посмотрел на хирурга. Хирург посмотрела на Орра. Маска оставляла открытыми только ее глаза. Что они выражали? Ужас от того, что ей предстоит сделать? Если так, то Карнэби понимал ее состояние, потому что и сам чувствовал себя отвратительно, решившись на эту операцию. Тем не менее он кивнул:

— Начинайте, доктор.

Слова вырвались из груди каким-то вороньим карканьем.

Начало операции было простым. На животе мальчика сделали надрез и ввели катетеры. Потом был взят новый скальпель и сделан второй надрез. На этот раз глубже, чем первый, чтобы проникнуть в брюшную полость. Вспыхнул лазер. В воздухе повис запах паленого мяса. Затем два ретрактора опустились по стальной направляющей, встали точно над разрезом и отогнули его края.

Орр почувствовал головокружение и закрыл глаза.

Карнэби мог бы не присутствовать на операции, но он заставил себя смотреть. Это было как епитимья, как наказание, назначенное им себе самому за то намеренное, но неправедное деяние, на которое он решился. Единственное, что поддерживало решимость Орра, — это уверенность в том, что его сын не пострадает и ему достанется все богатство, приобретенное такой ужасной ценой.