Геннадий Чикунов - Я был там [история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени]

При детском доме имелась своя мастерская, где нас учили столярному и токарному делу по дереву. В этих делах мы так натренировались, что наши табуретки и ступицы для телег охотно покупали колхозы и местные жители. Учили нас также шитью, штопке, вязанию носков и даже вышиванию крестиком. Летом работали на прополке полей, на копке картофеля, на сборке огурцов и капусты. Осенью ходили по полям и собирали колоски. Одно лето нас, мальчишек, использовали на трелевке леса при помощи быков. Мне достался такой умный бычок, что я его помню до сих пор. В сторону леса его приходилось тащить чуть ли ни на себе, а домой он бежал ускоренным маршем, независимо от прицепленного к тележному передку бревна. Причем он не просто упрямился, а залезал в дорожные канавы, кусты, пытался завалить придорожные заборы. Вполне понятно, что его силы были несоизмеримы с моими. Я уставал до такой степени, что можно было подумать, что бревна таскал не бык, а я. Мои отказы работать с ним не принимались по той причине, что его надо было научить работать.

Из всех работ самой желанной, конечно же, была охрана бахчи от нашествия животных и воров. На краю поля стояла высокая вышка с крышей для укрытия от солнца. Нужно было сидеть на этой вышке и следить, чтобы не портили посадки и не воровали овощи с грядок. Работа тихая, спокойная, и первый огурец или морковка были твоими. Пожалуй, единственным недостатком было – отсутствие укрытия от непогоды и палящего солнца. Та небольшая крыша, которая была на вышке, была явно недостаточной защитой. Бывали годы, когда за все лето почти не было дождей. У народа существовало поверье, что чем больше людей искупать в реке, тем сильней прольется дождь.

В такие засушливые годы очень опасно было ходить по берегам рек и мостам. Независимо от пола и возраста, мускулистые молодцы кидали прохожих в реку. Молодых кидали прямо с мостов, а людей постарше с берега. Причем никто не обижался.

В зимнее время, из-за очень низкой влажности воздуха, даже очень сильные морозы переносились легко. Очень быстро можно было обморозиться и даже не заметить этого. Как-то вечером наша самодеятельность возвращалась из соседней деревни в детдом после концерта. Идти нужно было где-то километра два. На улице было уже темно, а мороз за тридцать градусов. Пройдя какое-то расстояние быстрым шагом, я разогрелся и, чтобы охладиться, поднял уши у шапки-ушанки вверх. Через какое-то время мои уши защипало, и их уже невозможно было согнуть. Я попытался все-таки сделать это с левым ухом и чуть было его не отломил. У меня до сих пор на мочке левого уха поломанный хрящ. Если бы мне не подсказали в то время, что обмороженные уши сгибать нельзя, то я тогда ухо отломил бы полностью.

ВАЛЕНКИ МЫ СУШИЛИ В ОБЫЧНОЙ ПЕЧКЕ, КОТОРАЯ ОБОГРЕВАЛА ПОМЕЩЕНИЕ НАШЕЙ ГРУППЫ. КАК ТОЛЬКО УГЛИ В ПЕЧКЕ УГАСАЛИ ПОЛНОСТЬЮ, МЫ ЗАГРУЖАЛИ ЕЕ ВАЛЕНКАМИ.К утру они высыхали и были пригодны для носки. В один из вечеров я, как всегда, закинул вместе со всеми свои валенки в печку. К утру они высохли, а вот для носки были непригодны. У одного валенка пятка за ночь прогорела насквозь и образовалась дыра примерно в три пальца шириной. Из-за боязни наказания я эти валенки доносил до весны, периодически вытряхивая снег при носке. От постоянной сырости на одной пятке у меня появилась такая трещина, которую я лечил почти все лето.

Когда отпускали нас, говоря военным языком, в увольнение, мы частенько заглядывали в мастерские МТС. Первое время выгоняли нас оттуда, а потом даже стали использовать в качестве подсобных рабочих. Просили что-то отнести, принести, поддержать, посветить и т. д. В награду за все это нам разрешали посидеть в кабине, подергать за рычаги или покрутить баранку колесного трактора. Мы с завистью смотрели на рабочих, которые так ловко устанавливали деталь за деталью в нужные места, и в результате из множества деталей получался трактор. Так хотелось научиться делать то же самое и поскорей. Трудно было даже предположить, что через десяток лет мне придется делать то же самое, но уже на тракторах следующего поколения и в более суровых условиях.

Верстаки в мастерских были металлические, и слесари, иногда посылая нас принести какой-нибудь инструмент с верстака, крутили магнето, которое было подключено к верстаку, и нас нещадно било током на радость зрителям. Ощущение, конечно, было не из приятных, но зато радость у чумазых слесарей была беспредельная.

В народе бытует мнение, что лошади очень умные животные. Однажды мне пришлось убедиться в правоте этого суждения.