Георгий Эфрон - Дневники

О весне писали много…

Мне сказали: вновь пиши,

И проторенной дорогой

Захотелось мне пойти.

Взял перо я быстро в руку

И, задумавшись едва,

Подавляя злую скуку,

Вывел перышком: "Весна".

Сим названием банальным

Озаглавив мысль мою,

Я промолвил: "Все нормально -

Про весну я Вам спою".

"Весна - сезон любви и скачек в гипподроме, Весной текут ручьи и трогается лед…

Весною ветерки бегут сквозь двери в доме, И весело снует без валенок народ.

Весну прославим мы во всех ее красотах,

О ней мы пропоем на все лады поэм,

Весне мы придадим все чары Ланселота,

Весны мы будем описатель - Брэм!"

Написавши эти строки

И поставив руки в боки,

Заорал я в диком раже:

"Я грамматику уважил!

Просклонял весну я шибко,

Очень точно, без ошибки!

Слава мне, и мне ж - урра!" - Так воскликнул я тогда.1 Своей начитанностью Георгий Эфрон поражает и современного читателя. Он принадлежал к той части русской эмиграции, где читали много и на разных языках.

Он тоже читает много и умно: Монтерлан, Бергсон, Валери, Клодель, Жид, Сартр, Малларме, Шекспир, Достоевский, Писемский, Леонов - это совсем не легкое чтение.

Обращает внимание отсутствие в дневниках упоминания о "семейной" Москве - ни разу не говорится о Музее на Волхонке, созданном его дедом, И. В. Цветаевым, нет речи и о посещении семейных могил на Ваганьковском кладбище. А ведь это могло бы его как-то укоренить в Москве!

При всем эгоцентризме автора, моральной слепоте многих его записей, при всех щемящих душу подробностях совместной жизни матери-поэта и подростка-сына и последующего горького его сиротства, словом, при всем драматизме и скорби этой книги, задевающей за живое, лишающей равновесия, постараемся не поддаваться тяжелым чувствам, чтобы трагизм вновь открывающихся биографических подробностей не заслонял от нас вечный фон Бытия Поэзии.

Вероника Лосская,

Елена Коркина

Право на воскрешение Достижения К. Циолковского, Л. Толстого, Ф. Достоевского вдохновили известного философа, библиографа и архивиста XIX в. Николая Федорова на идею о праве каждого человека на воскрешение, причем не в жизни загробной, а здесь, на земле.

Этот час настал и для Георгия Эфрона.

То, что его дневники носят характер мучительно-напряженного даже не чтения, а проживания текста, только усиливает и без того магнетическую притягательность автора. Читателя словно засасывает в повествование, изо дня в день становящееся все более и более "черным". Но сегодняшняя искушенная публика вполне подготовлена к такому испытанию - позади бум документалистики и расцвет литературы non/fiction.

В записях молодого человека явно определяются две основные темы: история последнего года жизни Цветаевой, ее семьи и окружения и рассказ о повседневной жизни, отраженно наблюдательным взглядом современника. Здесь индивидуальность автора выражена необычайно сильно. Георгий Эфрон - член семьи, на судьбу которой легли великие испытания, сын поэта-легенды, человек уникальной биографии.

Родившийся во Вшенорах, пригороде Праги, и выросший в Париже, он, попав в СССР образца 1939 года, пережил огромное психологическое потрясение. Раздвоенность, противостояние и взаимодействие двух миров неизбежно отразились на мышлении Мура (так звали Георгия домашние). Оно уникально не только по своей генетической предопределенности, но и по обстоятельствам формирования: освобожденное от самоцензуры, имеющее широкую образовательную базу и лингвистическую состоятельность. Острота взгляда на происходящее, чувство историчности и избранности - эти свойства, как ни удивительно, были характерны для молодых людей конца тридцатых годов ХХ века. Наряду с идеологически обусловленным массовым сознанием на пороге Великой Отечественной войны появилось новое поколение "гениальных мальчиков", чистых и смелых, которые обладали мистически прозорливым видением будущего. Откровением конца 1980-х гг. стали дневники Левы Федотова, юноши из "дома на набережной", с абсолютной точностью пророка описавшего события конца 1930-х - 1950-х гг.

Рассуждая 16 июня 1940 г. о заключенном СССР с Германией пакте о ненападении и последовавших военных успехах Гитлера в Европе, Георгий Эфрон дает практически точный прогноз на будущее: "Если Германия победит2, то она непременно пойдет против нас (Mein Kampf - A. Hitler). Опять-таки ничего нельзя предположить "холодно", потому что теперь мировая политика готовит нежданные сюрпризы буквально на каждом шагу и легко можно ошибиться". Но он не ошибается… "Возможно, победа Германии создаст для СССР опасную угрозу. В Эстонии, Латвии и Литве мы укрепляемся против кого? Строим военно-морские базы для чего? - Конечно, чтобы предотвратить возможное нападение немцев… Очень возможно, что после победы над Францией и Англией Германия будет некоторое время вооружаться, укрепляться и сковывать свои силы для нападения на СССР - так что может пройти много времени, пока она на нас нападет… Во всяком случае, будущее нам принесет много неожиданностей самого разного характера. СССР ведет свою игру мастерски, и, в конце концов, я не сомневаюсь, что он эту игру выиграет"3. Не сомневается Георгий и в захватническом характере советских притязаний. Главной целью будущего победоносного похода Советской армии он видел идею мирового коммунизма и ее распространение в странах Европы. Этот анализ, который дал пятнадцатилетний юноша разворачивающейся мировой катастрофе, еще раз убеждает нас в идеологической ложности столь долго существовавшего мифа о "вероломном нападении фашистской Германии на СССР".