Александр Генис - Эссе 2003-2008

Это еще не значит, что Америки нет вовсе. Прожив здесь тридцать лет, я вырастил особый орган чувства, который реагируют на всякую ускользающую от приезжих американскую экзотику. Например - свободу. Она живет в бедности, особенно - на Западе, где еще можно найти поселки состарившихся хиппи. В одном я осмотрел капище мотоциклов, в другом пил с индейцами, в третьем видел, как они закладывают фамильную бирюзу в сопутствующих виски ломбардах.

- В Америке свобода заметнее всего там, где ближе к власти, - наставлял я по пути к Капитолию гостя, - вот, говоря по-английски, наш Гайд-парк.

- Майдан, - перевел он, оглядев площадь у холма Конгресса.

Сходство присутствовало, но партий было больше, требования - причудливее, народ - пестрее. Да и палаточный городок скорее напоминал табор, особенно - по флангам, где вегетарианцы, лесбиянки и сторонники зеленого погребения раскинули шатры радужной расцветки.

- Мы, однако, начнем с черно-белого, - решил мой гость и обратился к темнокожей даме, требовавшей справедливости для разрушенной ураганом Луизианы.

- Пушкин тоже был негром, - объявил он, чтобы понравиться.

- Афроамериканцем, - мягко поправила дама.

- Почему - американцем? Он же русский, из Африки. Я к тому, что у нас с вами много общего.

- Вы тоже из Африки?

- Я имею в виду рабство.

- Египетское?

- Нет, отечественное. Мой прапрадед получил вольную всего за четыре года до вашего.

- Вот и славно, - еще приветливо, но уже нервно заключила разговор негритянка, - мы будем вместе бороться за равноправие наших обделенных рас.

Решив считать дипломатическую победу одержанной, гость осторожно обошел вигвам феминисток и ввинтился в антивоенную демонстрацию.

- Ты - солдат? - закричал он на строгого юношу в форме.

Тот молча улыбнулся очевидному.

- Военные должны воевать.

- Конечно, за правое дело.

Победоносно оглянувшись на меня, гость двинулся дальше, но я, потеряв его между друзьями абортов и врагами скорняков, сел на бортик бассейна, где отражался грандиозный купол с невнятной фигурой на макушке. Я всегда думал, что это - индеец, оказалось - Свобода.

Гость вернулся в восторге:

- Какая страна! Бастион демократии, последняя защита перед азиатским варварством и европейским малодушием. Если бы она еще поменьше церемонилась.

- С кем?

- С кем попало! Сильная, уверенная в своей непоколебимой правоте держава, которая плюет на мнение слабонервных соседей…

«Тогда мне не стоило уезжать, а ему приезжать», - сказал я, но про себя, ибо ждал подарка - давно обещанную мясорубку, которую я никак не мог найти в Америке. Конечно, не потому, что она не изобрела этот кухонный агрегат, а потому, что перестаралась. Здешний процессор способен перемолоть бизона в хот-дог, но - что всегда бывает с прогрессом - не знает, когда остановиться. Чтобы умерить эффективность производства до съедобного - скажем, котлетного уровня, нужна мясорубка на ручном приводе.

Как сказал гость, в самолете укутанный в одеяло подарок летел в отдельном бауле со стекловатной прокладкой. Оно и понятно: вырвавшаяся в багажном отсеке на волю мясорубка могла наделать бед не меньше шахидской бомбы. Освободив машину от уз, я испытал к ней невольное, как к Хаджи-Мурату, уважение. Ноздреватый чугун отливал серым, как небо в ненастье. Снизу торчали могучие лапы. В металлических потрохах ходил стальной винт. Жерло прикрывало решетчатое забрало. Каштановая ручка слегка лоснилась от времени, но оно не было властно над бессмертным корпусом. Сработанная, как сфинкс, на века, мясорубка всей своей статью клялась быть надежным якорем в океане смутных перемен. Об этой незыблемости объявляли иероглифы, отлитые на ее груди. Даже без очков я прочитал знаки рубленого, словно в «Правде», шрифта: «ХАРЬКОВСКИЙ МЕТЗАВОД. ЦЕНА - ШЕСТЬ РУБ».

Александр Генис

Малые голландцы

Мировая история с Генисом

Под утро, когда по дороге из Лонг-Айленда в Нью-Джерси зимнее солнце лениво вползает в окно, сны становятся полупрозрачными, но их легче запомнить. Теперь, однако, я не слишком стараюсь. Это раньше я не ложился спать без карандаша и бумаги, зная, что только так можно ухватить за пуговицу сон, тающий, словно сахар в чае. Тогда мне казалось, что ночью я знаю больше, чем днем, пока не выяснилось, что в моих снах смысла было столько же, сколько в яви. Но этот сон стоило запомнить уже потому, что пир шел прямо в городском сквере. Над веселой толпой висел гигантский экран, на котором беззвучно разевали рты «Битлз». Среди гостей было много полногрудых девиц, включая знакомых. Официанты разносили рыбу, пирожные, клубнику. В бокалах плескался коньяк, в горшках росли ландыши. Цветы, однако, не пахли, спиртное не пьянило и ничего не удавалось попробовать.