Ильясов Явдат - ЗАКЛИНАТЕЛЬ ЗМЕЙ

- Похоже, у вас - все как у нас,- подвел черту Омар.- Одного у нас не может быть; князей гонять, монахов бить. Мы народ послушный, смирный, богобоязненный.

Али Джафар - с хитрецой:

- Не всегда мы были смирными! Богачи забывчивы. Народ все помнит. Мой дед - мир его праху - рассказывал: в Бухаре бедняки (давно это было) взбунтовались против царя, и помог им пришлый тюрк Абруй. Крепко досталось тогда ханам! Выкинули их вон из Согда. Но другой тюрк, степной правитель Кара-Чурин, подавил восстание. И был еще Муканна, вождь "людей в белых одеждах", который долго и храбро сражался против халифских войск. И не так уж давно, в Табаристане...

- А в Рометане, где селяне напали на Исмаила Самани?- подал несмелый голос Аман.

- У нас, в Самарканде, Исхак ибн Ахмед бунтовал,- тихо заметил Усман.

- И карматы возмущались,- напомнил Али Джафар.- Так что, как видишь, смелости нам не занимать.

- Ну, это когда происходило? Все в далеком прошлом,- уныло махнул рукою Омар.

- То, что хоть раз случилось в прошлом, говорил мой дед,- непременно повторится в будущем. Выпадет случай, опять подымем восстание,- прошептал Али Джафар, оглянувшись.

- Бунтуйте, бунтуйте, что толку?- пробормотал Омар, внезапно задумавшись.

Бунтовать - дело Али Джафара и этих троих. Дело Омара - помочь бедному люду своими знаниями.

Если всего час назад ему было тошно даже думать о работе, то сейчас у него в груди заныло, руки затвердели от желания скорее взяться за перо и бумагу. Ибо теперь работа приобрела смысл. Чем быстрее он закончит трактат, тем скорее наступит мир на многострадальной земле. Не станет путаницы в алгебре - не станет раздоров средь людей. Ясность - честность. За работу! Сейчас же за работу...

- Вот что! Я тоже изгой. Я куплю твою книгу. Сколько дирхемов тебе дать за нее?

- Считать дирхемами я не умею: у нас монеты не в ходу. Гривны у нас, бруски серебра. От них отрубают сколько нужно.

- Зато мы с Али Джафаром умеем считать дирхемами,- наскреб охоты пошутить Омар.- Мы с ним вместе книгу одну покупали.- (Али Джафар, покраснев, хохотнул).- Что ж, книга твоя старинная, редкая - даю за нее десять дирхемов. На, держи. Ты где ночуешь?

- В караван-сарае у Ходжентских ворот. Спросишь Хасана-Булгара.

- Хорошо. Я тебя найду. Будешь учить меня румийскому языку. Удобней бы здесь, но здесь я сам чужой.

- Разумею. Верно, придешь?

- Когда закончу трактат.

Пиши, любезный. Пиши свой трактат. Из калитки, ведущей во двор, на них глядел дворецкий Юнус.

С кумиром пей, Хаиям, и не тужи о том,

Что завтра встретишь смерть ты на пути своем!

Считай, что ты вчера уже простился с жизнью,

И нынче насладись любовью и вином. Молодой змей ненасытен.

Он стремителен в порывах ублаготворить свою законную прожорливость. Весь мир человеческих знаний и весь мир человеческих ощущений хотел постичь Омар ясным умом и чистым сердцем. Не потому ли такое важное место занимала в его душе Ферузэ, а теперь захватила Рейхан? Отчего бы и нет?

Он не видел ничего зазорного в их отношениях. Как и в той чаше чистого вина, что выпивал с устатку. Они ему на пользу. Он человек здоровый. Он до сих пор не знает - и до конца своих дней не узнает, что такое боль в животе и что такое зубная боль.

- Ты почему не взяла пять монет?- сказал Омар, наливая ей чашу вкусного вина, когда Рейхан опять пришла к нему ночью, распространяя, в оправдание своего имени, пряный запах душистого базилика.

- Пять монет? Э!- Рейхан беспечно махнула рукой.- Все равно их не хватит на выкуп. И еще, ты меня... пристыдил. Я тоже хочу... платить за любовь - любовью. А там... будь что будет.

- Ах ты, златоглазое чудовище!- Он с силой привлек ее к себе.

Напрасно Омар боялся, что она будет ему мешать. Наоборот! Рейхан дополнила, уравновесила жизнь. Работал он теперь без срывов, без сумасшедшего напряжения, перестал шарахаться от каторжного труда к тупому скотскому безделью. Все встало на свои места. Есть Рейхан. Есть вечерний кубок вина в награду за тяжелый труд. От них - спокойствие, уверенность, невозмутимое терпение.

Часто, считай, через день, приходил Мухтар. Позабыв о еде, о питье, о житье-бытье, они час, и другой, и третий колдовали с циркулем и линейкой над широкой доской, посыпанной пылью. Иногда выезжали за город, мерить участки. Но в ханаку, к дервишам, Омар не хотел больше заглядывать. Пусть Али Джафар с друзьями, как время приспеет, шарит у них в "полатех", чтоб захватить "имение их сокровена"...

Терпение терпением, но усталость все же берет свое. Железо и то устает, ломается. Зима позади. Если б Омара спросили, какой она была: морозной, снежной, влажной, сухой, он не сумел бы ответить. Он не заметил ее. Проглядел и весну.