- Спасибо, - Соня усмехнулась, - не уверена, хочу ли я этого. Но все таки какое то объяснение должно быть. Приблизительное. Чтобы не свихнуться.
- Оно есть. Перечитайте записи профессора Свешникова. Займитесь нейропептидами.
Они вышли из кофейни. Небо расчистилось, выглянуло солнце.
- Макс, нейропептиды были открыты в конце шестидесятых двадцатого века. Свешников не мог знать о них.
- Не важно. Он выявил биохимический эквивалент эмоций, он назвал это ДДФН. Доказательство для Фомы неверующего. Материальное, биологическое подтверждение первичности Духа.
- Макс, я не помню этого. Я почти наизусть знаю записи Михаила Владимировича, но этого не помню, - тихо заметила Соня.
- Отправляйтесь домой, - сказал Макс, - включите телефоны, позвоните Зубову, скажите, что готовы лететь в Вуду Шамбальск, готовы работать. Там, в степи, ничего не бойтесь, но будьте внимательны и осторожны. Запомните имя. Дассам. Никогда не произносите его вслух, не пытайтесь искать этого человека. Он сам вас найдет и поможет. Каким бы странным он вам ни показался, знайте: ему можно доверять, он на вашей стороне. Все, Соня, я свяжусь с вами, мы поговорим подробней.
- Макс, где вы остановились? Я провожу вас до метро или лучше давайте поймаю для вас машину.
- Соня, идите домой. Скажите Зубову о жучках, пусть его люди снимут.
Макс обнял ее, сухо поцеловал в щеку, отпрянул, побежал через перекресток.
Это был оживленный и опасный перекресток, без светофора. Машины ехали с трех сторон. Но в воскресенье утром движение было не особенно активным. Макс добежал до середины, встал, чтобы пропустить поток, оглянулся на Соню, помахал рукой. Краем глаза она заметила, как тронулся с места бежевый «Форд Фокус», припаркованный на противоположной стороне, у ограды торгового центра. Он поехал слишком быстро и не прямо, а как то наискосок, крутым зигзагом.
Взвизгнули тормоза, несколько других машин отчаянно загудели. Макс метнулся в сторону и вдруг полетел. Мгновение он парил в воздухе, в метре от земли, и упал с глухим тяжелым стуком. «Форд» умчался на невозможной скорости. Соня успела увидеть, что номера его густо замазаны грязью.
Москва, 1921
Когда Михаил Владимирович вошел в палату, больной сел, спустил босые ноги на пол, приветливо заулыбался ему, крепко пожал руку, подмигнул.
- Что то вы давно не навещали меня, дорогой профессор. Я уж соскучился. Только от одного вашего присутствия боль стихает. Вот что значит настоящий доктор, целитель.
- Вам больно? Где именно?
- Ну, нет, это я, конечно, преувеличил. Уже не больно, только щекотно, будто какие то насекомые там ползают, - он пошевелил рукой, и толстые его пальцы на мгновение стали похожи на извивающихся червей.
«Каков актер, - восхищенно подумал профессор, - сколько разных личин у него в запасе».
- Щекотно, это хорошо. Стало быть, идет заживление, ткани восстанавливаются. Вы лягте, расслабьтесь. Ну, что ж, все замечательно. Сегодня можно снимать швы, и завтра, пожалуй, я вас выпишу.
- Да уж, пора. Почти неделю тут у вас валяюсь. Непозволительная роскошь.
- Разве роскошь? Необходимость. Ну ка, язык покажите. Шире рот откройте и повернитесь к свету. А а!
- А а!
Звук получился глубокий, на басовой ноте. Язык вывалился до подбородка.
- Вот молодец. Хотя, конечно, никакой вы не молодец. Горло у вас нехорошее, гланды воспаленные. А язык - извольте сами посмотреть, - профессор протянул ему зеркало, - видите, серо желтый, будто мхом зарос. Теперь представьте, такая же дрянь у вас вдоль пищевода, по всей слизистой.
Коба рассматривал себя довольно долго, прятал и опять высовывал язык, щурился, двигал бровями, наконец отложил зеркало.
- Стало быть, по языку можно судить о внутренностях? Любопытно, а у вас там что, доктор? Разрешите взглянуть?
- Извольте, - Михаил Владимирович усмехнулся и показал Сталину язык.
- Чистый, розовый, - констатировал он с некоторой завистью, - ну и как вам это удается?
- Умеренность во всем, еще древние знали.
- Хотите сказать, я неумерен? Жру, пью, курю много?
- М м. К тому же сквернословите совершенно свински.
- Это что, тоже влияет?
- А вы думаете, нет?
Коба расхохотался, хлопнул Михаила Владимировича по коленке.
- Не по нашему, не по марксистски рассуждаете, профессор.
- Разве у Маркса написано, что сквернословить полезно для здоровья?
Новый взрыв хохота, добродушное покачивание головой, мигание глазом, совсем дружеское, свойское. Поманив профессора пальцем, Сталин горячо дохнул ему в ухо и прошептал:
Читать дальше