Степан Злобин - Пропавшие без вести 3

Императорская Япония, до этого ожидавшая только часа, чтобы ринуться сзади и вгрызться в СССР, теперь приветственно присела на задние лапы и, морщась в улыбке, любезно помахивала хвостом.

Под гитлеровской Германией задрожала земля и раскрылась бездна. Поединок с советским народом грозил ей неминуемой гибелью.

Гитлер считал, что перед лицом опасности пора прекратить семейный раздор с империализмом Англии и Америки. Он поспешил сманеврировать в дипломатии. Не миновал еще и месяц после капитуляции Паулюса, когда диктатор Испании Франко передал ноту британскому послу в Мадриде мистеру Хору. Франко писал, что если без промедления не изменится ход войны, то Красная Армия вторгнется в глубь Германии. Тогда Россия превратится в гигантскую империю от Атлантического до Тихого океана, и «никто уже не будет тогда способен остановить продвижение коммунизма».

Америка и Британия хотя и не оправдали надежд стоявшего над бездною фюрера и его пиренейского друга, не вступили в союз с Гитлером, но все же алчные и двуличные заправилы западного капитализма ставили себе целью не только разгром гитлеровской Германии. Желая установить свое безраздельное господство в послевоенной Европе, они делали все, чтобы в войне с обреченной гитлеровщиной как можно больше было убито советских людей, как можно сильнее было разорено Советское государство, чтобы измученный ранами, истекающий кровью, голодный советский народ после войны стоял на коленях перед капиталистами США и Британии. После Сталинградской победы они опять не выполнили свое обещание и не открыли давно уже подготовленный ими второй европейский фронт. Они обманули советский народ. Но Красная Армия после титанической победы на Волге продолжала вести наступление, один на один сражаясь за мир на нашей планете, против фашизма...

Итальянцев, румын и венгров, разгромленных на востоке, гитлеровцы теперь удерживали в боях, выставив против них с тыла эсэсовские пулеметы. Но гитлеровская клика не отрезвела: она продолжала ставить знак равенства между нацизмом и немецким народом, мобилизуя все новые силы и уверяя немцев, что в опасности находится не фашизм, а Германия...

Однако именно с этого же времени все больше и больше немцев начало понимать гитлеровский обман.

Единство советских людей в плену подвергалось страшнейшему испытанию под ударом самого факта пленения, перед лицом невиданного наступления смерти, под гнетом лагерного бесправия и издевательств. Но как только ошеломленность, вызванная первым ударом, рассеивалась и едва оживал человеческий организм, так начинали возрождаться моральные силы пленных красноармейцев. Однако ничто не могло в такой степени укрепить физические силы и здоровье пленных, как весть о победе родины.

Разумеется, Баграмов не мог в феврале 1943 года сразу постичь во всей широте великое значение Сталинградской победы. Но он его, это значение, чувствовал как великий час перелома, который так или иначе приведет неминуемо и прямой дорогой к победе над гитлеровским фашизмом. Он не мог об этом молчать. И с этим не справиться было прежним примитивным способом: надписи на страничках «Клича» ему казались теперь детской игрой в пропаганду. Надо было кричать об этой победе, кричать во весь голос, найти такие слова, которые бы заставили биться сильнее каждое сердце...

Он писал свою книжечку целую ночь, а когда закончил, то оказалось, что вечные спорщики Барков и Кумов написали о Сталинградской победе каждый свое.

Скрепленные вместе три их статьи, размноженные в аптеке и облеченные Юркой в обложку завалявшихся у него проспектов «домашней аптечки», составили книжечку, которая пошла по всем отделениям лагеря за два-три дня до знаменательной даты двадцатипятилетия Красной Армии.

— Вы помните, какой завтра день? — спросил Иван Балашов Баграмова в канун этого праздника. — Завтра вас приглашают на торжественный вечер в рабочий лагерь, — сказал он.

— Спасибо. Конечно, приду, — ответил Баграмов.

Торжественный вечер! Как часто они бывали будничны, как часто на торжественных вечерах произносились громкие и заранее всем известные слова, от которых делалось скучно и самому докладчику, и он, стыдясь, бормотал перед множеством умных людей то, что все хорошо знали, и все с нетерпением ждали, когда окончится формальная «торжественная» часть вечера и начнется концерт, где о том же самом живыми словами скажут или споют артисты и живые, настоящие чувства разбудит музыка...