Зеев Бар-селла: Тихий Дон против Шолохова

«- Господин командир! -окликнул Неженцева подполковник Ловичев, ловко перехватывая винтовку. (…) Прикажите первой роте прибавить шаг! Ведь так и замерзнуть немудрено. Мы п р о м о ч и л и ноги, а такой шаг на походе…»

«На взрыхленной множеством ног дороге кое-где просачивались л у ж и. Идти было тяжело, с ы р о с т ь проникала в сапоги».

«- Россия всходит на Голгофу… Кашляя и с хрипом отхаркивая мокроту, кто-то пробовал иронизировать:

- Голгофа… с той лишь разницей, что вместо кремнистого пути - снег, притом мокрый, плюс чертовский холодище».

Значит, все-таки холодно. Но холод - он бывает разный: бывает мороз, а бывает и пронизывающая сырость. Замерзнуть можно и тогда, когда кругом слякоть и лужи. Но если подморозит - луж нет, они затягиваются льдом. А мы что видим: «кое-где просачивались лужи», то есть типичная оттепель, да и ветер влажный. На морозе ноги мерзнут, но не промокают; при морозе снег бывает всякий: легкий, тяжелый, пушистый, хрустящий, но только не мокрый. А в тексте прямо сказано: «снег, притом мокрый»! В чем причина такой противоестественности описания?

За ответом обратимся к тексту первых изданий романа, но не к процитированному отрывку, а к другим «метеорологическим» фрагментам:

«М о р о с и л и з м о р о з н ы й д о ж д ь, фонари кидали н а л у ж у мерклые дорожки света» (ч. 3, гл.22);

«В этот день и з м о р о з н ы й д о ж д ь сеялся с полдня» (ч. 5, гл. 2);

«Ветер клубил за перелеском м о р о з н у ю пыль» (ч. 4, гл. 21).

В первых двух случаях ситуация понятна - речь идет о моросящем дожде, и, следовательно,читать надо не «изморозный дождь», но «измороСный дождь». С третьим случаем положение иное, поскольку «морозной пыли» предшествует сообщение, что Мишка Кошевой и Алексей Бешняк «таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный морозом воздух».

Становится ясно, что в первых изданиях «Тихого Дона» и «изморозный» в значении «изморосный», и «морозный» в значении «морозный» одинаковым образом писались через «З».

Такая орфография противоречила правилам, достаточно сослаться на написание в «Толковом словаре» Вл. Даля. Тем не менее, «изморось» через «З» - не выдумка Шолохова.

Андрей Белый, роман «Серебряный голубь», Москва, издательство «Скорпион», 1910 год:

«(…) и з м о р о з ь дышала на него своей пылью: вокруг и з м о р о з ь крутилась - все пространство (…) казалось, плясало в с л е з л и в о м ветре (…) А окрест - мразь да грязь: плясал дождик, на лужах лопались пузыри (…)» (с. 73 - 74);

«А и з м о р о з ь хлестала - пуще да пуще (…)» (с. 81).

Сергей Есенин - 1924 год:

Итак, написание через «З» - установленный факт. Но А. Белый позволяет нам заглянуть еще дальше, в корни орфографической, пусть и распространенной, но ошибки:

«А окрест - мразь да грязь: плясал дождик, на лужах лопались пузыри (…)» (с. 81).

«(…) бешенней дождливая заметалась м р а з ь (…)» (с. 77).

Логично предположить, что основание ошибки - псевдоисторическое, а именно, построение ложного уравнения:

Мразъ - мороз - изморозь

Мразь - морозь - изморозь

Затруднений с чтением «изморозь», как и з м о р о с ь, естественно, не возникало - на конце слова любой звонкий согласный оглушается. Затем вступали в действие навыки исторической орфографии: морозь - морозить вполне соответствовало паре мороз - морозить.

Истина, однако, в том, что церковно-славянского МРАЗЬ не существует. «Мразь» - слово сугубо русское, диалектное (костромское, тверское, ярославское), и значит вовсе не «мелкий дождь, ситничек», а «мерзость».

Переводя «Тихий Дон» на новую орфографию, Шолохов хорошо справился со словом «морозил», потому что рядом стоял «изморозный дождь». Еще проще было, когда глагол вовсе отсутствовал: «изморозный дождь» - не «град», понятное дело, а «и з м о р о с н ы й дождь». А вот с «Ледяным походом» затычка вышла…

А вы сами попробуйте чужой роман без ошибок переписать, чтобы получилось, как у Автора:

«Накапливались сумерки. М о р о с и л о. От устья Дона солоноватый влажный подпирал ветер».

Таинственный спутник

Среди множества вымышленных персонажей (начиная с главных героев) в романе действуют и исторические лица: Каледин, Корнилов, Краснов, Алексеев, Подтелков, Лукомский… В двух эпизодах появляется император Николай II: в первом он вручает георгиевскую медаль Кузьме Крючкову; во втором - последний раз в жизни покидает здание Ставки в Могилеве. Свидетелем этого последнего события становится Евгений Листницкий: