Грозовой сумрак

- Меня всегда интересовало, почему людская поговорка про то, что молчание - золото, так часто игнорируется? Может быть, потому, что блеск холодного металла ослепляет далеко не всех людей? И уж точно безразличен ши-дани. Им может быть важно лишь хладное железо… Запомни, моя маленькая ши-дани. Раз и навсегда запомни. В тех случаях, когда молчание не золото, оно - жизнь. А как ты ее проживешь - это уже твои заботы…

Лезвие медленно скользнуло по косе, перерезая шелковистые волоски и приближаясь к моей шее все ближе с каждым движением. Я взглянула на небо, ярко-синее, хрустально-прозрачное и такое глубокое, что казалось, будто и не небо это вовсе, а чаша из синего стекла, наполненная водой.

Если хотя бы часть того, что я слышала о Рейалле, - правда, он меня убьет. За то, что имела неосторожность произнести его полное имя вслух, за неосмотрительность. Слишком я привыкла называть вещи своими именами, слишком разбалована странным отношением Габриэля.

Я едва заметно улыбнулась, прикрывая глаза.

Я вернусь в Холмы… я все же вернусь… И древо королей примет меня обратно, спрятав искру, горевшую во мне, в один из своих листьев, чтобы рано или поздно поместить ее в новорожденного ши-дани Осенней рощи.

Вернусь домой…

Неожиданно для меня коса распалась надвое, и я, пошатнувшись, едва не упала, с трудом удержав равновесие. Фаэриэ спокойно вернул нож обратно на пояс, поудобнее перехватил сумку и нехорошо, некрасиво, холодно улыбнулся:

- Надеюсь, что ты запомнила урок, моя маленькая ши-дани, и не будешь попусту растрачивать драгоценные монеты своей жизни. Мне кажется, что ты спешила в Вортигерн? Думаю, что теперь тебе точно пора в дорогу.

И теперь злая насмешка в его голосе совершенно не соответствовала моментально изменившемуся нейтральному, почти доброжелательному выражению лица. Как же легко фаэриэ удается выразить лицом то, чем они хотят казаться, словно они меняют превосходно сделанные маски одну за другой. И не понять, где правда, а где ложь, и есть вообще под этой маской какие-нибудь чувства-ощущения.

Рейалл Грозовой Сумрак набросил на голову глубокий капюшон легкого темно-синего плаща и быстрым шагом направился прочь от замка, оставив меня в одиночестве посреди чуждого, непонятного и пугающего мира людей, в котором нельзя и шагу ступить, чтобы не нарушить какое-нибудь выдуманное правило.

Яркое летнее солнце золотило тихо позванивающие флюгеры на шпилях замка на краю утеса, ветер доносил соленый запах океана и водорослей. В росших вдоль дороги кустах негромко пели какие-то птицы, а краем глаза я заметила местную дриаду, поспешно скрывшуюся в листве.

Надо идти. Все равно дорога предстоит долгая, а помощи ждать неоткуда.

Я подобрала с дороги тяжелый мешочек с деньгами и сверток с едой, прощальный подарок Грозового Сумрака, и медленно направилась в сторону деревни.

Боюсь, что те, кто когда-то давно заточил Рейалла в замке, уже знают о том, что охранное заклинание было разрушено, и узник выбрался на свободу. Я чуяла, как на моей правой ладони холодным огнем разгорается невидимая метка, след лопнувшей «струны» запирающего заклятия.

Одна надежда, что она пропадет раньше, чем я столкнусь с кем-нибудь из людей, обремененных Условиями…

Теплая земля, поросшая душистым луговым клевером и упругой травой, приятно пружинит под ногами, вольный ветер, в котором нет даже намека на солоноватую океанскую свежесть, обдувает лицо, отбрасывает назад коротко обрезанные волосы, тени, что становятся длиннее с каждой минутой, обещают скорые сумерки, а вместе с ними - и частичную свободу от навязанных миром людей Условий.

Рейалл, уже давно свернувший с северного тракта в ближайший подлесок, уселся под молодой березой, тонкой белой свечой тянущейся к летнему небу, и прикрыл глаза, всей кожей ощущая живую тишину, мир, не ограниченный стенами проклятого замка. Свобода, так нежданно-негаданно явившаяся к нему в тюрьму в образе напуганной осенницы с глубокими, как холодные северные озера, глазами, сейчас вызывала смутное беспокойство, почти страх. Сколько лет прошло с того дня, когда объединенная магия людей, ши-дани и фаэриэ заточила его в замок на берегу океана, словно в издевку запечатала его в доме, где когда-то проживала его прекрасная королева, ночная госпожа, в голосе которой даже в наиболее интимные моменты жизни звучал лязг металла?

Трудный вопрос, он давно перестал считать время. В замке с его жалким подобием жизни время шло иначе - быстрее, когда фаэриэ, в очередной раз поддавшись безумию, калечил себя в отчаянной попытке выбраться, разрушить телесную оболочку, куда аметистовая клеть заклинания заточила ночной шторм, громовые раскаты и ослепительные стрелы молний, и почти стояло на месте, когда Рейалл приходил в себя после очередной попытки самоубийства. Совершенно здоровый, целый и невредимый - благодаря проклятию его не брало ни холодное железо, ни огонь, ни волны, ни острые камни у подножия замковой стены, не принимала ни смерть, ни породившая его стихия. Время шло, и попытки освободиться через самоуничтожение сменились каким-то болезненным интересом, проверкой на прочность себя и заклинания, боль и отчаяние стали единственным «развлечением» после того, как все остальные перестали отвлекать разум от мысли о заключении.