Съесть-то я съел, но готовят в этой забегаловке все рано отвратительно – овощи горчили, и мне периодически мерещился привкус мокрого мела…
Движение едва ощутимо, но чувство опасности ударило резко и остро. Привычная шероховатость выделанной кожи под пальцами, успокаивающая тяжесть сбалансированного ножа, с которым я отчего-то сегодня спал, как спят деревенские дети с тряпичной куклой. Вот только сомневаюсь, что спросонья они ими дерутся…
Лезвие вошло с влажным хрустом. Крыса издала тонкий затихающий писк, в последних рывках агонии скрюченного тела загребая под себя солому. От этих звуков я окончательно и проснулся. Посмотрел под руку и поморщился от неаппетитного зрелища. Выпученные бессмысленные глаза, распахнутая окровавленная пасть с желтоватыми иглами зубов. В основание черепа, как на уроке. На удачу.
Подождите-ка…
Откуда в моей комнате крыса? Они же все давно выучили… И…
Почему я в соломе?
Я вытянул из челки обломанный травяной колосок и всмотрелся в него без единой мысли. Просветление наступило, когда я посмотрел мимо на светлое пятно окна под потолком. В луче света, падающем на припорошенный соломой земляной пол, неторопливо кружили пылинки. Утро. Но главное не это, а вытянутое помещение со стойлами, в котором я находился. В ближайшем хрумкал сено чей-то конь, чуть дальше слышался частый перестук копыт и фырканье – кому-то не сиделось в деннике. Конюшня.
Честно говоря, я впал в ступор. Вряд ли за стенкой того стойла слева спит в соломе одна из знакомых мне юных леди, решившая скоротать ночь в моем обществе, а другого повода ночевать здесь, кроме как прятаться от ее разъяренного темного папочки, я не вижу.
Да это и не конюшни Твердыни, даже в отцовском поместье не такая… Что я здесь делаю?
Не шевелюсь. Настороженно прислушиваюсь к тишине за стенами и собственной памяти. Память молчала, как в любое другое похмелье.
Зато окружающий мир порадовал громким шелестом соломы прямо за спиной.
Я взвился на ноги, мгновенно разворачиваясь. Машинально стряхнул крысу с ножа, и она смачно шлепнулась о стену.
– М-мать-орчанка…, – шепчет вмиг побледневший рыжий парнишка, глядя на меня дикими глазами и стараясь лишний раз не дышать. Мой нож у его горла под ухом, готовый разрезать артерию, рука вцепилась в волосы, фиксируя запрокинутую голову. Ногой я прижимал к полу его правую кисть, чтобы не делал лишнего. Обычный человек, без дара, разве что тело хорошо развито, не по-крестьянски равномерно. В остальном я не обратил бы на него внимания, если б не проснулись в одном стогу… От последней невысказанной мысли меня перекосило. Нет, я не мог настолько напиться…
Угрозой от него не пахло. Я слегка тряхнул головой, отбрасывая упавшую на глаза прядь. Это слабое движение будто все решило. Неизвестно откуда накатило дурнота. Из желудка что-то рванулось вверх.
Я отлетел от парня, зажимая ладонью рот. Но тело оказалось сильнее в своем желании что-то вытолкнуть. Я попытался сдерживаться, силясь контролировать окружающее, но ответом стала острая боль в животе, на корне языка вязко и солоно. Согнувшись у стены, неосознанно комкая спереди рубашку, я дрожал от внезапно возникшей слабости. И взмок, как мышь. Пожалуй, рыжий мог сейчас подойти и, не напрягаясь, меня заколоть. В какой-то мере он даже помог бы мне, но парень не пытался. Наверное, действительно не опасен. Краем глаза я следил, как он сел у стены. Глаза огромные, ошарашенные.
– Темный, что с тобой? – голос опасливый, парень быстро приходит в себя. Вот уже поднялся, машинально отряхивая одежду, хотя в волосах соломы явно больше.
Ждет ответа. Он меня о чем-то спросил? Кажется, да. Он меня знает? Если да, то как смеет так обращаться?! Явно ведь не выше младшего конюшего? Меня замутило.
А если и знает, то я тоже должен знать его, ведь так?
Силы закончились с очередным приступом выворачивающей внутренности боли, меня вырвало прямо на пол. И сразу стало легче. Влажное от испарины лицо приятно обдувало неизвестно откуда взявшимся ветерком. Настороженно посматривая на стоящего неподалеку парня, я выравнивал дыхание. Плохо сейчас вовсе не то, что мы с ним проснулись в конюшне в одной куче сена, даже не то, что он, судя по взгляду, меня знает, а то, что вкус его эмоций мне явно знаком, я "пробовал" его, а значит, должен знать, кто это. Но я не помнил не только этого рыжего, но и того, что привело к подобному положению вещей. Я сплю на конюшне. Пусть, бывает. Когда я путешествую один, еще и не то себе позволяю. Но ведь я не помню, чтобы вообще отправлялся в дорогу куда-либо!
Читать дальше