КОЛЛЕКТИВ АВТОРОВ - «КЛЯНУСЬ ПОБЕДИТЬ ВРАГА!»

Отступать было некуда.

– Корабль! У челнока есть такая же, как ты? Ну, девушка, чтобы разговаривать?

Блондинка молча указала на большую зеленую кнопку и выплыла из челнока.

Соколов вдавил кнопку в панель. Ничего не произошло. Чертыхнулся, нажал еще раз. Ни девушек, ни бабушек…

– Фио ар, – раздался серебристый голосок. – Ке уа, каро.

Соколов завертел головой. Вот откуда звук: между панелью и иллюминатором зависла крошечная фигурка, размером с пол-ладони. Поймав его взгляд, фигурка тронулась с места, подплыла к нему и остановилась перед лицом, сантиметрах в десяти.

– Говори по-русски! – приказал Соколов, хотя сам не верил, что из этого что-то выйдет.

Дюймовочка молча смотрела на него.

– Ладно, надеюсь, ты хотя бы меня понимаешь, – вздохнул Соколов. – Гони туда, откуда меня забрали. Поле, поняла? Окопы? Фронт?

Дюймовочка продолжала хлопать ресничками.

Из коридора через открытую дверь донесся знакомый голос.

– Коля! Подожди! Мы не договорили!

Соколов ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. Дверь с легким шипением закрылась, в кабине на пару секунд потемнело. А потом его с силой вдавило в кресло. Снова потемнело – на этот раз надолго.

Луг в желтых кляксах одуванчиков. Маленький Коля вырывается из маминых рук, бежит, спотыкаясь, по траве. Падает, валится носом в пахучую зелень. Саднит разбитая коленка, из носа капает кровь – но Коля не плачет, чтобы мама не ругала.

– Вставай! – Чья-то рука трясет за плечо. Это не мама. Голос мужской, знакомый.

– Нет… – простонал Соколов, поднимая лицо из влажной земли. – Генрих!…

– Я-то Генрих, – отозвался тот. – А ты – дурак. Зачем в челнок влез? После первой бессмысленной команды тебя катапультировали как чужеродное тело. Туда, откуда ты взялся.

Соколов протер глаза, огляделся. Поле с пригорками. Лес. Край белорусской деревни. Повсюду воронки и ямы. Окопы. Очень знакомые окопы.

– Гармонист! – вскрикнул он и соскочил в овражек, который когда-то прятался за высокой травой. В окопе было пусто, если не считать груды осколков и отстрелянных гильз.

Хруст подмерзшей земли под сапогами. Сзади подошел Генрих, молча встал рядом.

– Генрих… – прошептал Соколов. – Я и правда не полечу с тобой. Хотел бы, но не могу. Лучше сразу убей.

– Ты предпочтешь смерть? – Генрих резко повернул голову к нему.

– Я не дезертир. На мою страну напали. Понимаешь?

– Понимаю. За последние дни особенно много понял. – Генрих помолчал, подкидывая носком сапога камешек. – Пойми и ты меня. Я тоже… не дезертир.

Соколов присел на корточки, шумно выдохнул.

– Что делать-то будем?

– Кто из нас Гений? Придумай что-нибудь.

Соколов усмехнулся горькой шутке, но, покосившись на Генриха, понял: тот совершенно серьезен.

Уже к середине войны по Красной Армии стали ходить легенды о двух друзьях-пехотинцах. Будто бы они десятки раз выбирались из окружения и спасали по полроты прямо из-под носа фашистов. Будто бы на одном из них все ранения заживают за ночь, а второго и вовсе пули не берут. Будто бы командиры, зная их смекалку и смелость, дают невозможные боевые задания – а они справляются!

Девятого мая сорок пятого года Николай Соколов и Генрих Потоцкий встретили с однополчанами на подступах к Берлину. А наутро просто пропали, будто испарились. Во всяком случае, на Земле их больше никто не видел.

Komandor

http://zhurnal.lib.ru/d/drakken/

(из цикла «23 сектор»)

Какое же странное чувство…его нельзя даже толком передать. Обида? Горечь? Боль? Пустота? Да, не смотря на всю дикую смесь бушующих во мне чувств, больше всего подходит именно пустота…

Вж-ж-ж-ж – жужжит прикреплённая к кисти манипулятора инженерной машины, дисковая циркулярная пила…

Вз-з-з-з-з – противный визг разрезаемой ею стали, должен бить по ушам. Однако, вопреки всему, я его не слышу…

Передо мной встаёт её лицо – такое родное и знакомое. Будто, и не видел его уже столько времени. Она грустно улыбается, глядя куда-то за мою спину, – словно, опасаясь смотреть мне в глаза, – и говорит: «Не переживай, всё образуется…».

Хотя, её глаза…эти прекрасные изумрудные глазки наполняются обречённостью и бессилием.

«Всё будет хорошо, вот увидишь…» – теперь к ним прибавляется ещё и обман. Тяжёлый, вымученный, а потому, ещё более страшный и жестокий.