Серегин Михаил - ФЕЙЕРВЕРКИ СМЕРТИ

Свет горел только в гостиной - мягкий, приглушенный, зеленоватый. Вероятно, торшер. Свиридов неслышно вошел в комнату и увидел широкую спину человека в белой майке.

Он сидел перед телевизором с выключенным звуком и пил коньяк. На полу стояла уже почти пустая бутылка и блюдце с дольками лимона.

- Здравствуйте, Евгений Иванович, - сказал Владимир.

Тот повернул голову, и Свиридов поразился, какое постаревшее, потухшее, помятое лицо и какие безжизненные глаза были у этого человека, еще недавно полного сил и энергии.

- А, ты, - произнес он, - я ждал тебя.

- В квартире Карапетяна?

- Все равно ты должен был прийти. Я так и думал, что ты им не по зубам. Ни этому Корнилову, ни безмозглому менту Станицыну, ни Мике, который только и умеет, что разводить лохов да ноги у баб. Ну что, делай свою работу.

Ведь ты пришел, чтобы убить меня?

Свиридов присел на кресло.

- Зачем вы все это затеяли, Евгений Иванович?

- А.., сам знаю. Не нужно было. Решил, что Берг мешает, что он мой злой гений, что он не дает стать мне по-настоящему значимым человеком. Связался с этими шавками. Думал, что все будет чисто. Я сначала не хотел его убивать.

Хотел, чтобы он просто испугался и отошел от дел. Оставил все мне. Что-то они там накуролесили не то... Но все равно - после того как он нанял именно тебя, все было кончено. Марков знал, кого порекомендовать. И в конечном итоге я должен быть благодарен. Ему, Бергу и тебе.

- Благодарен? За что?

- За то, что Китобой рекомендовал тебя Бергу. За то, что Берг нанял тебя. И за то, что ты убил моего сына. Когда я узнал, что это именно ты убил Алешку, будь он проклят! - тогда я отдал приказ: убрать всех вас. Любой ценой. И Сашку тоже. Потому что она такая же плоть и кровь Берга, как этот выблядок.., этот.., этот.., в общем, как Алеша - моя. Пусть он наркоман, пусть он крутился с этими выблядками Крота - но он единственный мой родной человек на этом свете. Больше - никого.

Свиридов подумал, что Карапетян был недалек от истины, когда говорил, что у Мещерина поехала крыша. Вот уж в ком нельзя было заподозрить столь горячую любовь к своему непутевому и преступному сыну, от которого он, Мещерин, почти отрекся! Берг, с его рыбьей немецкой кровью, вероятно, никогда не смог бы испытать и десятой доли подобной любви, к своему ребенку.

- Вот так, Володя. Тебе хорошо.., ты одинокий волк и никогда не сможешь понять, что я почувствовал. Но я подумал - таких совпадений не бывает, и это бог наказал меня за Берга.

Мещерин несколько запинался - вероятно, от выпитого, потому что Свиридов не поручился бы, что эта бутылка коньяка была единственной, но в целом рассудок его был совершенно ясен.

- А что стало с Микой? - спросил он и впервые за все время разговора криво улыбнулся.

- Мика попал в праздничный фейерверк, - ответил Владимир.

- Ты устроил?

- На этот раз - я.

- Прекрасно, - пробормотал Евгений Иванович и пошевелился в кресле. - Прекрасно.

И внезапно его рука вынырнула из-за кресла с зажатым в ней пистолетом, и Владимир понял, что он, Свиридов, не успеет выстрелить первым, потому что его "узи" - под курткой, и...

Он бросился на пол, перекатился по ковру, подхватывая надсадно бьющий по ушам грохот выстрелов, а потом ему удалось выхватить "узи", и после длинного кувырка, разминувшего его с траекторией еще двух пуль, он выстрелил с колена.

Прострекотала короткая очередь в упор, несколько пуль прошили Мещерина, и он с сухим хрипом, более напоминающим птичий клекот, упал на ковер.

Владимир поднялся с колена. В самом деле, ему, профессионалу высокого класса, не составило совсем уж запредельного труда уложить человека, который, быть может, держал в руках оружие первый раз в жизни. Но дело тут не в том.

Свиридов понял, что, быть может, ему стоит благодарить бога за то, что Мещерин первым поднял на него оружие.

Потому что беспощадное осознание того, что он не смог бы так запросто убить человека, у которого перед этим отнял единственного сына и тем самым подтолкнул в пасть отчаяния и ненависти, - не отпускало ни на секунду.

А во рту тлел жуткий привкус свежей крови.

Нет, все объяснялось просто: при падении Владимир прикусил губу. Но теперь казалось, что это не его, Свиридова, кровь, что на губах горчит привкус крови ушедших сегодня.

Которые, быть может, и заслуживали смерти - но не от его, наемного убийцы, руки...

Владимиру стало душно, и он, рванув воротник так, как это сделал Мещерин в доме Берга, когда узнал о смерти своего сына, - крупными шагами вышел из квартиры, гулко хлопнув дверью.