Константин Романенко

Потому, что мы не хотим иметь в партии дворян. Потому, что закон у нас в партии один, и все члены партии равны в своих правах. Если оппозиция желает жить в партии, пусть она подчиняется воле партии, ее законам, ее указаниям без оговорок, без экивоков. Не хочет она этого – пусть уходит туда, где ей привольнее будет».

Видимо, опережая обвинения в проявлении мягкости по отношению к раскольникам, Сталин сам прояснил свою позицию: «По правилу, за такие попытки активных деятелей оппозиции мы должны были переарестовать 7 ноября». И, не терявший надежды на такую развязку, зал отреагировал на это замечание возгласами «Правильно!» и продолжительными аплодисментами. Но, остужая эмоции, Сталин продолжил: «Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься».

Съезд утвердил постановление ЦК о Троцком и Зиновьеве, а также принял постановление об исключении из партии 75 активных членов оппозиции. Среди них были: Каменев, Пятаков, Радек, Раковский, Сафаров, Смилга, И. Смирнов, Н. Смирнов, Сапронов, Лашевич. И все-таки не разгром оппозиции составил итог съезда. Основным его решением, определившим дальнейшие перспективы страны, стало утверждение курса на коллективизацию сельского хозяйства.

Казалось бы, что теперь Сталин мог торжествовать. Решительно отстаиваемая им линия привела к победным результатам. Его идейные и личные противники оказались повержены, и любой тщеславный политик мог бы успокоенно нежиться на лаврах достойно обретенной славы. Но именно в этот переломный момент он совершает неожиданный шаг. XV съезд продолжался восемнадцать дней. Сразу после его завершения Сталин, в очередной раз, попросил отставки. О том, что его намерение было серьезным, свидетельствует стенограмма.

Свое заявление он сделал на организационном пленуме, состоявшемся 19 декабря, в последний день работы съезда. Оно прозвучало после того, как председательствовавший на пленуме глава Совнаркома Рыков объявил выступление секретаря ЦК С.В. Косиора. Огласив предполагаемый состав руководящих органов ВКП(б), на пост Генерального секретаря он выдвинул Сталина.

Именно после этого предложения Сталин попросил слова. «Товарищи! – начал свое выступление он. – Уже три года [я] прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК (курсив мой. – К. Р.). Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции. Я допускаю, что была необходимость, несмотря на известное письмо т. Ленина, держать меня на посту генсека. Но теперь эти условия отпали.

Отпали, так как оппозиция теперь разбита. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей генсека.

А между тем у нас имеется указание т. Ленина, с которым мы не можем не считаться и которое нужно, по-моему, провести в жизнь. Я допускаю, что партия была вынуждена обходить это указание до последнего времени, была вынуждена к этому благодаря известным: условиям внутрипартийного развития. Но я повторяю, что подобные условия отпали теперь и пора, по-моему, принять к руководству указание т. Ленина. Поэтому прошу пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого».

Члены пленума восприняли это заявление как демонстрацию скромности. И с ходу отвергая его, секретарь ВЦСПС А.И. Догадов предложил: «Голосовать без прений», а нарвоенмор К. Ворошилов потребовал: «Предлагаю заслушанное заявление отвергнуть».

Поэтому Рыков, уже заученно, объявил: «Голосуется без прений. Кто за это предложение? Кто против? Кто воздержался? Один. Всеми, при одном воздержавшемся, отвергнуто предложение т. Сталина», – подытожил председательствующий.

Казалось бы, что приличия были соблюдены. По неписаной традиции должно было последовать заверение в благодарности за оказанное доверие и обещание оправдать его. И Сталин снова попросил слова.

Но его выступление снова выглядело неожиданно. «Тогда я вношу другое предложение, – сказал он. – Может быть, ЦК сочтет целесообразным институт генсека уничтожить . В истории нашей партии были времена, когда у нас такого поста не было ».