Константин Романенко

В. Карпов пишет: «С таким «шифром Фельдмана» были уволены из армии тысячи командиров, и почти все они сразу же по прибытии на место жительства арестовывались, как только местные органы НКВД видели на документах шифр «О.У.», он, собственно, был сигналом для ареста...»

Другой персонаж этого «секретного сговора» Фельдман Борис Миронович тоже родился в мещанской семье, в г. Пинске Минской губернии. Службу в Красной Армии начал помощником начальника оперативного отделения штаба 13-й армии. С 1934 года начальник управления по начальствующему составу РККА. Через его руки шли все кадровые назначения и перемещения в армии. В 1935 году ему присвоили звание комкора. С 15 апреля 1937 года Фельдман – заместитель командующего войсками Московского военного округа.

Отсечение неугодных и продвижение на ключевые места своих людей было составной частью планов заговорщиков. Даже после устранения из Кремля Енукидзе и Петерсона возможность ареста членов Советского правительства и создание нового не утратила своей потенции.

Говоря словами Троцкого, это могла быть именно «полицейская операция». На допросе 26 апреля 1937 года Ягода показал: «В 1935 году это было вполне реально: охрана Кремля, его гарнизон были в моих руках, и я бы мог это совершить. В этом направлении мною были приняты и соответствующие меры.

Вопрос : В чем они заключались?

Ягода : Я дал указание Паукеру приближать к себе командный состав Кремлевского гарнизона.... Так как комендантом Кремля был Ткалун, не наш человек, назначенный Наркоматом обороны, я пытался его приблизить к себе. В этом отношении Паукер также имел указания обхаживать его, приручать его к нам. И Паукер, правда, не совсем умело это делал, так как у них часто бывали стычки. Если бы удалось Ткалуна завербовать, его легко было бы в нужный момент локализировать, убрать.

Вопрос : Ткалуна удалось завербовать?

Ягода : Нет. Но это имелось в виду в дальнейшем. Кроме указанных мероприятий в отношении Кремлевского гарнизона, я приказал Паукеру отобрать 20-30 человек из особо преданных ему и мне людей из Оперода, тренировать их в ловкости и в силе, не вводя в курс дела, держать про запас.

Вопрос : Для каких целей?

Ягода : Я имел в виду использовать их в момент выполнения нами переворота для непосредственного ареста членов правительства. Паукер докладывал мне, что людей таких он частично отобрал и с ними работает».

О том, что это признание не было самооговором, свидетельствуют воспоминания очевидцев событий того времени. Работник охраны Сталина Алексей Рыбин – комендант сталинской дачи в Кунцево, рассказывал: «Бывший курсант школы ОГПУ И. Орлов мне сообщил: «В начале тридцать шестого года его заместитель Агранов, начальник правительственной охраны комиссар Паукер, его заместитель Волович и капитан Гинцель сформировали особую роту боевиков. В нее вошли и мои однокурсники Середа, Юрчик. Это были боевики двухметрового роста, ловкие, сильные. Богатырского телосложения. Нас учили самбо, штыковому ближнему бою, преодолению препятствий.

Нас хорошо вооружили и обмундировали. Обычно мы маршировали на площади Дзержинского, а Ягода наблюдал за нами из окна своего кабинета. Наконец нам разрешили провести смотр во дворе ОГПУ. Ягода и его единомышленники решили, что мы те самые парни, которые способны ради их замыслов на любой разбой. Нас готовили для захвата Кремля и ареста товарища Сталина. Но заговор провалился».

О том, какие настроения царили в ведомстве Ягоды, пишет историк Ю. Емельянов: «Писатель Александр Фадеев, который учился в Горной академии вместе с моим отцом, рассказывал ему, что зимой 1935/1936 года он вместе с драматургом Киршоном был приглашен на дачу Ягоды...

После обильной выпивки завязалась непринужденная беседа, и Фадеев услыхал, что все его собеседники, включая наркома, клеймят Сталина последними словами... Бывший дальневосточный партизан Фадеев... решил, что он попал «в логово врага», и, не надев пальто, выбежал из дачи и зашагал по зимней дороге в направлении Москвы.

Фадеев чуть не замерз, когда его догнала легковая машина, в которой сидели Киршон и охранники Ягоды. Киршон «объяснил» Фадееву, что он стал жертвой жестокой шутки, что на самом деле все присутствующие души не чают в Сталине, и писателя вернули на дачу. Фадеев никому не рассказывал о происшедшем событии вплоть до ареста Ягоды». Это язвительное фрондерство не было лишь пьяной забавой. За застольными откровениями стояли практические действия.