КОСМОПОЛИС

Картины, висящие на стенах, были в основном красочные и состояли из геометрических фигур. Большие полотна, заполняющие комнаты и высоко висящие картины в белых тонах, вкупе с небольшим фонтаном создающие атмосферу умиротворяющего спокойствия в атриуме. Без них там царила тревожность, требующая полнейшей тишины, чтобы окружающее можно было четко увидеть и почувствовать. Это была своего рода мечеть, под сводом которой шаги были почти не слышны, а сизые голуби тихонько ворковали. Ему нравились картины, которые были непонятны для гостей. Те, которые были светлее, становились незаметными на фоне желто-зеленых мраморных плит. Старые картины внушали чувство опасности. В новых этого уже не было.

На лифте, в котором звучала музыка Сати, он доехал до мраморного холла, задумываясь об асимметрии своей простaты. Он вышел из здания, перешел улицу, и повернулся, чтобы посмотреть на здание, где он живет. Он чувствовал какую-то связь с ним. Это был 89-этажный небоскреб, в неприметной оболочке из темно-бронзового стекла. Небоскреб и человек находились на одной плоскости. Он было высотой в девятьсот футов - самое высокое жилое здание в мире - продолговатое жилище, единственным достоинством которого являлась высота. Постройка была настолько простая, что со временем становилось понятно, насколько она груба. Но небоскреб нравился ему в это время года. Ему было приятно стоять и смотреть на него, когда он чувствовал себя беспокойно, сонно и отреченно.

Ветер дул со стороны реки. Он вытащил карманный органайзер и подумал о том, как старомодно звучит слово "небоскреб". Ни одно современное строение не должно называться этим словом. Это слово принадлежало к старым, наполненным страхом, временам, к напоминающим стрелы башням, которые превратились в мифы еще задолго до его рождения. Органайзеры тоже устарели и скоро канут в небытие. Он знал, что когда-нибудь ему придется его просто выбросить.

Вид небоскреба придал ему силы и решительности. Он знал чего хочет - постричься, но он еще немного постоял среди постепенно усиливающегося шума улиц и изучал здание снаружи и изнутри. Еще одним его достоинством было то, как он едва касаясь приламливал свет, отражающийся от реки, и молча копировал контуры небесных волн. Казалось, он состоял только из углов и отражений. Он провел взглядом от самой макушки небоскреба, до основания, чувствуя какую-то общность, будто находясь по одну сторону плоскости и деля одно и то же окружение. Эта плоскость отделяла внутрь от наружи и пренадлежала ему не меньше, чем небоскребу. Однажды, принимая душ, он задумывался о плоскостях.

Он надел солнцезащитные очки. Затем снова перешел улицу, приближаясь к линии белых лимузинов. В целом там было десять машин: пять стояли у обочины, напротив небоскреба, на Первой Авеню, и еще пять выстроились в ряд на улице, пересекающей эту, в направлении к западу. С первого взгляда, машины выглядели одинаково. Но некоторые из них были на фут или два длиннее остальных, в зависимости от требований владельцев.

Водители курили и болтали, стоя на тротуаре без фуражек, но в темных костюмах. Они все были напряжены, но это можно было заметить только тогда, когда их глаза начинали блестеть, они тушили свои сигареты и принимали более официальную позу, заметив клиента издалека. А пока они продолжали свой разговор: одни говорили с акцентом, другие - без, и ждали инвестиционных банкиров, богатых землевладельцев, рисковых инвесторов, владельцев программного бизнеса, повелителей кабельного и спутникового телевидения, биржевых брокеров, газетных редакторов, или бывшего главу какого-нибудь разрушенного голодом и войной штата.

В парке на противоположной стороне улицы стоял бронзовый фонтан, с железной статуей и разноцветными копейками, лежащими на дне. Мужчина в женской одежде выгуливал семь элегантных собак.

Ему нравился тот факт, что машины были неразличимы друг от друга. Он хотел такую машину, потому что думал, что она была всего лишь теоретической моделью, невесомой, не смотря на размер. Машины были больше идеей, чем объектом для него. Но он знал, что это не так. Он говорил так чтобы произвести впечатление, но сам в это не верил. Он поверил в это только однажды. На самом деле ему нравилась эта машина, потому что она была не только большой, но в ней еще и была какая-то агрессивность и презрение к окружающему миру. Это был страшный мутант, разбивавший любой аргумент против себя вдребезги.

Главе его службы безопасности нравилась машина из-за ее анонимности.