Владислав Третьяк - Когда льду жарко…

- Ну, как же,- простодушно отвечал хоккеист,- я и есть хозяин.

- Неправильно!- торжествовал Тарасов.- Ты слуга партнеров. Ты играешь в советском коллективе и живешь прежде всего интересами товарищей. Выброси в мусорный ящик свое тщеславие. Умей радоваться успехам товарищей. Будь щедр!

Он учил нас стойкости и благородству, учил трудиться, как умел это делать сам. У Анатолия Владимировича было такое выражение: «Идти в спортивную шахту», что, по сути, означало- тренироваться по-тарасовски.

Мы работали не вслепую. Вдохновение было для тренера всего лишь одним из стимулов, а сама работа основывалась на твердых принципах, выработанных Тарасовым за долгие годы. Он хорошо представлял себе, каким должен быть идеальный вратарь. Однажды мне довелось услышать по этому поводу рассуждения самого Анатолия Владимировича. Приведу их, как запомнил.

«Впервые я познакомился с вратарем международного класса в 1948 году. Им был чехословацкий хоккеист Богумил Модрый. Незадолго до этого он как раз получил приз лучшего голкипера на мировом первенстве в Санкт-Морице. Наши классные по тем временам вратари были небольшого роста, и, возможно, поэтому бытовало представление: дескать, стражам ворот и положено быть невысокими. А тут вдруг-верзила под два метра, ручищи, как лопаты. Модрый меня заворожил. Я сколько раз встречал его, столько раз обменивался с ним рукопожатием, чтобы получше разглядеть эти невероятных размеров ладони.

Парнем он оказался хорошим, доброжелательным, к тому же мог сносно объясняться по-русски. Богумил охотно показал мне свои технические приемы, познакомил со своей тренировкой, все это было интересно, но, повторяю, больше всего меня поразила его фигура, его руки…

- Через какую тренировку ты пришел к своей высокой технике?-спросил я.

- Играю в футбол, в теннис. Ну и, конечно, в хоккей,- улыбнулся Модрый.

- А атлетизмом занимаешься?

- Нет, просто играю…

Он пришел в хоккей через хоккей и, обладая безусловной одаренностью, выбился в ряд лучших - все естественно и логично… для него, для Модрого, и для того времени. Но мы-то, русские, должны были обогнать и чехов, и шведов, и канадцев - другой задачи перед нами не ставилось, а это значит?… Это значит, что для нас такой путь не годился.

Не буду, однако, забегать вперед. Я внимательно присматривался ко всем выдающимся вратарям, с которыми меня сводила жизнь. Вот Харри Меллупс. Меня покоряли в рижанине внутренняя серьезность, умение анализировать свою игру, критически относиться к ней. Григорий Мкртчан отличался стремлением к поиску, он всегда был готов пойти на эксперимент. Необыкновенным трудолюбием выделялся Николай Пучков, бесстрашный и к тому же чрезвычайно самолюбивый человек: зубы сцепит, и никак ему не забьешь. Приятно было работать с Виктором Коноваленко - он являл собою абсолютное спокойствие, надежность, мужество. Коноваленко всегда уважительно относился к соперникам: я не помню, чтобы, пропустив в свои ворота гол, он хоть раз «лез в бутылку»; Виктор никогда не махал ни на кого клюшкой, не утверждал, что шайба забита неправильно, только и скажет автору гола: «Перехитрил, перехитрил…»

Позже я познакомился с Жаком Плантом. Этот легендарный канадский хоккеист доказал, что эффективность игры вратаря резко возрастет, если действовать не в воротах, а на больших пространствах. Помню, в 1967 году сборная СССР встречалась с юниорами знаменитой профессиональной команды «Монреаль канадиенс». Раза четыре наши форварды выходили один на один с монреальским вратарем, и какие форварды! Александров, Локтев, Альметов, Майоров… Но все их усилия были бесплодны. Потому что ворота юниорской команды защищал Плант. Это по его «вине» мы проиграли тогда со счетом 1:2. Четыре выхода. Чистых! Один на один! И… вратарь Плант победил всю нашу команду. После матча юные монреальские хоккеисты унесли его на руках.

Плант работал на откате: он выскакивал далеко навстречу сопернику, владеющему шайбой, и, уменьшив этим угол для попадания, начинал откатываться назад. Ага, подумал я, этот прием надо взять. Меня также поразило в канадце умение предугадывать действия соперника, его изумительная интуиция.

Постепенно в моем сознании формировалась модель идеального вратаря. Я «лепил» ее, избегая автоматически заимствовать достоинства выдающихся голкиперов. Каждый прием подвергался усовершенствованиям, критически рассматривались даже самые, казалось бы, незыблемые постулаты вратарской школы.