Гроза Года - Звезда Парижа

Жозефина Фодор-Менвьель пела арии из итальянских опер, а потом запела на французском языке. Даже не вслушиваясь в слова арии, Александр наклонился к своей спутнице и тихо по-русски произнес:

- Я восхищаюсь твоей красотой и обожаю твое тело, я так тебя хочу, - он замолчал, а потом добавил по-французски: - Я перевожу вам на русский язык то, что она поет, как обещал.

Нежный румянец залил щеки молодой женщины, она опустила глаза и промолчала. Тогда граф вновь наклонился к ней и попробовал еще раз:

- Я хочу страстно прижаться губами к твоей груди. Вот так потянуть за край этой оборки и обнажить сначала левую грудь и, целуя сосок, чувствовать, как сильно бьется твое сердце, а потом обнажить правую и тоже долго целовать этот розовый кружок. Я ведь помню, какой он нежный на вкус, - тихо произнес Александр и внимательно посмотрел на молодую женщину.

Кровь алой волной хлынула ей в лицо, и она покраснела вся от лба до груди, выступающей из низкого выреза платья. Опустив глаза, не в силах даже дышать, маркиза судорожно закрылась перламутровым веером и начала обмахиваться. Александр посмотрел в растерянное пылающее лицо молодой женщины и понял, что в своих подозрениях он был абсолютно прав. Бешенство поднялось в нем тяжелой черной волной. Он встал и крепко взял за руку свою пропавшую невесту.

- Мы уходим, - он больше не трудился говорить по-французски, и она поняла, что игра окончена. Молча поднявшись, она оперлась на руку спутника, и они, стараясь не привлекать внимания, вышли через боковые двери музыкального салона.

«Господи, только бы не встретить графиню Доротею, - подумал Александр, - иначе я убью обеих - не сомневаюсь, что весь этот ловкий спектакль разыгрывается этой парочкой вместе».

На его счастье, лестница была пуста, они быстро спустились к высоким резным дверям и через десять минут уже ехали в квартиру князя Черкасского, где Александр пока жил. К счастью, он отпустил сегодня своего камердинера Жерома, по крайней мере, скандалить они с Еленой будут без свидетелей.

Путь проходил в гробовом молчании, наконец, коляска остановилась у маленького особняка, обнесенного кружевной чугунной решеткой с высокими изящными воротами, где в черные кружева была вплетена латинская буква «L».

«Интересно, кто был этот человек, имя которого начиналось с этой буквы, мужчина или женщина? - безнадежно думала Елена, сидя рядом со своим несостоявшимся женихом, - и что он со мной теперь сделает в этом прелестном доме?»

Она чувствовала, как мгновенно изменилось настроение Александра, когда он понял, что она понимает русский язык. Молодая женщина не могла однозначно ответить, узнал ли он ее или только вычислил в ней русскую. Но чутье подсказывало, что она разоблачена и граф в бешенстве оттого, что понял, кто она такая. Лошади цокали копытами по мощеным улицам, и Елене казалось, что удары отдаются у нее мозгу, но ее спутник, насупившись, молчал, и постепенно молодая женщина успокоилась и взяла себя в руки.

«Даже интересно, в чем он меня собирается обвинить. Ведь это он явился на нашу первую встречу с официальной любовницей, да к тому же не узнал меня, - подумала она, - да, я вышла замуж за Армана, но на это у меня были причины, правда, я не могу назвать ему главную - Мари. Посмотрим, как будет складываться разговор, я уже не та девочка, которую он знал два года назад, увидим, за кем будет последнее слово».

Елена приказала себе успокоиться и молча оперлась на поданную ей руку, сходя с подножки коляски.

- Проходите, пожалуйста, - пригласил Александр. Он снова перешел на «вы», и говорил только по-русски, как бы не замечая, что его спутница молчит, не отвечая на его слова.

Они прошли в уютный, обшитый резными деревянными панелями вестибюль дома, там Александр, подхватив свою спутницу под локоть, провел ее по широкому коридору и распахнул двери большой гостиной. Эта красивая комната, обставленная мебелью красного дерева, имела явно нежилой вид: следы пыли на большом зеркале, висящем над камином, на боках шкафов, на овальном столике с мраморной столешницей говорили о том, что в этот дом Василевский въехал недавно и не успел еще привести его в жилое состояние.

- Садитесь, - граф пододвинул спутнице кресло и сел напротив нее.

Елена молча уселась, расправила юбку и замерла, сцепив руки на коленях и опустив глаза. Весь ее вид говорил о том, что она приготовилась обороняться. Поняв, что она так и будет молчать, Василевский заговорил первым, в голосе его звучало неприкрытое отвращение: