Андрей Левицкий - Варвары Крыма

Солнце почти село, бетонную площадку перед воротами накрыла густая тень ангара. Он был первым в ряду шести таких лее засыпанных землей построек, вдоль них тянулась бетонная дорога, по другую сторону которой начинались дома горожан. С тихим гудением вращались ветряки, самый высокий торчал над Большим домом.

Рядом с ним к небу поднимался столб дыма.

Сверху донеслись голоса, я поднял голову. Чак с Бурчуном стояли среди кустов у подножия ветряка. Заметив меня, карлик что-то сказал механику и заспешил вниз по покатой крыше, путаясь ногами в траве.

– Ну, чё ты выполз? – спросил он, останавливаясь рядом. – Я ж сказал там сидеть! Ты совсем обалдуй у нас, бывший управ ила, не понимаешь, ежели твою рожу с волосами тут увидят…

Он хрипнул, когда я одной рукой взял его за горло, а другой – за жиденькие белесые волосики. Я приподнял карлика так, что сморщенное личико оказалось вровень с моим лицом, и сказал почти ласково:

– Послушай меня, Чак. Хватит бегать, суетиться и приказывать. И обзываться тоже хватит, слышишь? Если, как ты говоришь, мы с тобой теперь напарники, так веди себя как напарник, а? По-приятельски. Чтобы больше никаких «управил», «рож», «обалдуев» и прочего. Ясно это?

– Так как мне тебя называть, ежели непонятно, кто ты есть такой? – пропищал он, вцепившись в мое запястье.

– А ты придумай что-нибудь уважительное. «Чело-вече» меня устраивает. Что там взорвалось?

– Я откуда знаю? Взрывчатка, что еще могло взорваться! Динамит! Возле Большого дома пожар. А ну отпусти меня, упра… человече. Отпусти, сказал!

Я поставил его на землю и собрался похлопать по плечу, но он отпихнул мою руку. Покосившись вверх – Бурчун смотрел в сторону Большого дома и на нас внимания не обращал, – добавил:

– Еще раз так сделаешь, большак, и я тебя убью.

– А я тебя, – согласился я. – Значит, договорились. На Большой дом напали?

– Да не напали, – протянул Чак, морщась и трогая шею. – Вернее, можно сказать, что и напали, но… Короче, я так смекаю, гетманские диверсанты в город проникли, еще когда мы сюда не подкатили. Ну и теперь панику сеют. Ладно, пора в «Крылатую могилу» идти. Щас я только последние указания Бурчунчику дам – и вперед.

Солнце село, в теплых сумерках вокруг зажглись огни. Между домами сновали люди, бряцало оружие, скрипели цепи велотележек. Вдалеке на вышках городской стены горели прожектора. Иногда проезжали машины – по большей части приземистые открытые сенде-ры, хотя попадались и грузовики. Гудение моторов и голоса отражались эхом от стен, то и дело на улицах мелькала черная форма омеговцев.

Чак переоделся. До того он щеголял в кожаных шортах и грязной дырявой майке, а теперь нацепил бриджи, свитер и облегающие сапоги из мягкой кожи, со шнуровкой до колеи. На голову натянул грязную шерстяную шапочку, на грудь, помимо перевязи с ножами, повесил патронную ленту, за спину – обрез-двустволку, который то ли купил, то ли одолжил у Бурчуна.

Пройдя через полгорода, мы оказались возле ангара без торцевых стенок, и я остановился, пораженный размером стоящего внутри самолета. Огромный покатый нос его высился над нами, как утес. Стекол в кабине не было, их забили досками. В две стороны торчали длинные, провисающие крылья, на которых предприимчивые хозяева заведения поставили столы со стульями. В бортах они вырезали проемы, так что на крылья можно было выходить, как на открытые террасы. Под каждым крылом висели три железные бочки, которые Чак назвал «турбинами».

– Прикинь, такая громада тяжеленная летать могла, – болтал он, ведя меня вдоль длинного корпуса. – А? Во предки умели! Во техника до Погибели была!

А мы тока обломки собираем да из них железяки свои мастерим. Предки наши могучи были, а мы – стервятники, которые на развалинах пируют. Падалыцики, так и знай. Эх-ма, хочу я в Вертикальный город улететь. Там, говорят, до сих пор все как встарь, там прежняя жизнь осталась.

– Так чего ж не полетишь? – спросил я.

– Так за некрозом он, на Урале, далеко. Причем некроз к нам ползет, расширяется полоса. Когда-то ваще рванул, ажио Арзамас накрыл почти, мы тогда с Разиным хорошо повеселились, особливо я… – Он ухмыльнулся воспоминанию. – Плесень эта некрозная между Уралом и Пустошью разлеглась, «Каботажник» мой не сдюжит щас такой путь, но вот ежели я кремний раздобуду и солнечные батареи поставлю… Вот тогда полетаем!

За столиками на крыле никто не сидел. Звук шагов далеко разносился по гигантскому помещению.