А.а. Ширинская - Бизерта. Последняя стоянка.

Однажды мама получила телеграмму от своей приятельницы Змигродской из Кронштадта: «Приезжайте немедленно. Шурик оплачивает дополнительных рабочих из месячного жалованья».

«Бессребреник» - какое многозначащее слово! Исконно русское! Мне кажется, что ни в одном языке нет ему равноценного.

Папа был всецело поглощен своим кораблем и его экипажем; семейным же, повседневным существованием занималась мама, и она, конечно, знала цену деньгам, но для обоих деньги никогда не были целью.

Много лет спустя, когда их уже не стало, одна пожилая дама, относившаяся с подозрением ко всем окружающим, заявила, что она «полностью может на меня положиться, так как хорошо знала моих родителей».

Как видно, достаточно было их знать, чтобы не сомневаться даже в их дочери!

Какими юными кажутся мне мои родители в те далекие годы! Юными, но вовсе не беспечными, как мне казалось раньше.

Можно привыкнуть «жить с войной», но переживать смерть близких всегда так же тяжело. Мои родители потеряли первого ребенка - Киру, мою старшую сестру. Она умерла в возрасте 18 месяцев в сентябре 1912 года. Мне был всего один месяц.

Вероятно, новорожденный чувствует горе матери. Говорят, что младенцем я никогда не улыбалась, и на первых фотографиях - на всех - серьезный вопрошающий взгляд.

Позже я нежно полюбила эту ушедшую от нас девочку, ее слегка приподнятую милую головку, шелковистые светлые волосы.

Мои родители очень много мною занимались. Не посещая детский сад, не покидая дома, я смогла многому научиться. Единственный ребенок, я тем не менее никогда не скучала. Мама открыла мне волшебный мир книг. Она мне часто читала и по моей просьбе перечитывала сказки, одни названия которых до сих пор навевают радостные воспоминания: «Конек-Горбунок» Ершова, «Золотая рыбка» Пушкина, сказки Перро, Андерсена, братьев Гримм…

Я знала переводы в стихах «Макса и Морица» Буша и очаровательный журнал «Мурзилка», забавные персонажи которого и в наши дни могли бы с успехом стать героями мультфильмов.

Сказочный мир так прекрасен, что ребенок каждый раз переживает его заново все с той же силой. Я так хорошо знала трагический исход «Красной шапочки», что, желая ускорить нестерпимую развязку, захлопывала книгу на коленях у мамы. И сама с плачем выкрикивала последние строчки: «Ах ты бессовестный, дерзкий нахал! Бабушку съел, ты и внучку сожрал!»

Папа предпочитал рассказывать мне истории, которые сам выдумывал. Это было еще интереснее, но случалось, что я так и не узнавала конца. Папе было необходимо самому увлекаться своими героями, и если он терял к ним интерес, то они исчезали очень быстро, без всяких объяснений.

К счастью, Буся, героиня множества приключений, в которых и я могла принять участие, никогда не исчезала. Черненький той-терьер, с тонкой мордочкой и умными, любящими глазками, Буся была совсем маленькой собачкой, но я прекрасно сознавала, что маленькая-то я, а она - взрослая и разумная. Она все понимала и никогда на меня не сердилась.

Папа знал про Бусю чудесные истории:

- Ночью, - говорил он мне, - когда мы засыпаем, животные устраивают великолепные праздники. Буся тихо встает, надевает длинное белое кружевное платье, а Рольмопс, бульдог наших друзей, приходит, чтобы проводить ее на бал. На нем парадный фрак со стоячим белым воротничком, на голове - черный цилиндр.

Бесшумно катится их карета по уснувшим улицам Ревеля в сказочный мир, широко открытый детскому воображению. Где этот бал? Никто из людей не знает, но они танцуют до зари! Конечно, Буся - царица бала, она танцует лучше всех.

Иногда ночью я просыпалась и прислушивалась - не карета ли это катится по неровной мостовой Ревеля?… Наутро я пристальнее вглядывалась в своих друзей. Если Буся была всегда весела, то Рольмопс казался мне еще более сонным, чем обычно, и только мы с папой понимали почему.

В этом мире фантазии, полном радости, у нас был даже свой язык. Помню, что картофель назывался «гардомс»; а мы с мамой, к общему удивлению, превратились в «слонов». На всю жизнь «Моська умер» означало в семье плакать над трогательной книгой, а прозвище «Свечин» произносилось не без некоторой доли восхищения, так как «Свечиным» мог быть только человек исключительно умный, но и безгранично неряшливый!

Как полны жизни, полны ко всему интереса эти далекие ре-вельские годы. Каждое слово, каждое малейшее происшествие - все имело свое глубокое значение и оставляло свой след.

В этом, пожалуй, и заключается разница между ранним детством и глубокой старостью: с годами все становится «так мало важно».