Почему? Потому, что одни «вписались в рынок», другие нет. Как так вышло? Не надо задавать лишних вопросов. Никаких «почему» не существует. Есть данность, прекрасно описанная в анекдоте еще советского времени. Американца, поляка и русского спрашивают о том, почему в СССР дефицит мяса. Американец уточняет: «А что такое дефицит?» Поляк пытается вспомнить, что такое мясо. А русский недоумевает: что такое «почему»?
«Лузер» – он «лузер» и есть. И никаких «почему».
Не надо, впрочем, думать, будто подобная идеология овладела только верхами общества, вызывая протест и возмущение низов. В том-то и дело, что она по-настоящему овладела массами, по крайней мере на определенном этапе нашей истории. Разумеется, низы общества отнюдь не испытывали восторга по поводу своих бедствий. Но отсюда совсем не следует, будто на своем уровне они не были заражены теми же идеями. Самый показательный пример можно обнаружить в недавнем социологическом исследовании «Левада-Центра», когда понятие «хорошей» работы трактовалось исключительно с точки зрения заработка. Если много платят, значит, работа «хорошая», если платят мало, значит «плохая».
Ясное дело, такая трактовка труда была услужливо подсказана респондентам социологами, «зашита» в текст и логику анкеты. Но показательно, что массового возражения или отказа от заполнения анкеты не последовало. Во всяком случае, мы об этом не знаем.
Если даже массы не согласились с оценкой себя как «лузеров», то они тем не менее приняли свойственное той же идеологии представление о самоценности и исключительно материальном смысле успеха. А это уже можно считать огромным достижением пропагандистов и идеологов.
И все же есть одно обстоятельство, постоянно разрушающее данную замечательную схему: успех и поражение в мире свободного рынка нестабильны. Победители и проигравшие постоянно меняются местами. И действия, сегодня оцениваемые как закономерно ведущие к победе, завтра оказываются рецептом катастрофы.
А с другой стороны, бездействие может оказаться правильной и эффективной стратегией, если ты бездействуешь, находясь в нужное время в нужном месте. Нынешний капитализм не случайно западные социологи сравнивают с казино. В успехах и поражениях личности не больше логики и заслуги, чем в выигрыше игрока в рулетку. Можно, конечно, не играть (позиция «лузера»), но и игрок может запросто оказаться разоренным.
В 1998 году крушение рубля стало первым примером социально-культурного шока, заставляющего людей резко изменить свои роли. Вы были убеждены, что ваши доходы, ваш новый статус и образ жизни – законное и правильное отражение вашего преимущества. Вы «вписались», вы доказали, что вы не «лузер». Вы рисковали и выигрывали. Но вдруг стряслось нечто далекое и непонятное. Упал какой-то тайский бат, случился азиатский финансовый кризис, и все ваши сбережения, ваша работа, ваши планы – все исчезло в один миг.
Если ваше поражение и победа – исключительно результат ваших достоинств, если система справедлива и правильна, награждая лучших, то как это могло произойти. Разве система сама не доказала вам на протяжении всех предыдущих лет, что вы лучший, что «вы этого достойны». А если так, то почему вдруг все рушится, и вы оказываетесь в одной компании с теми, кого считали безнадежными «неудачниками». И хуже того, некоторые из этих самых «неудачников» вдруг преуспевают, не сделав почти никаких усилий. Например, их предприятие, которое вчера еще дышало на ладан, вдруг резко набирает обороты. И рабочий или инженер, которому даже не хватало инициативы, чтобы сбежать на другое, более привлекательное место, поискать счастья в бизнесе или рискнуть переквалифицироваться в рэкетиры, внезапно обретает стабильный доход и уважение, в то время как его вчера преуспевавший собрат распродает последнее имущество, стремясь как-то выжить.
Шок 1998 года был очень полезным, но кратким. Вскоре его сменил экономический подъем. Культ успеха вернул себе господствующее положение. Термин «лузер» не исчез из нашего лексикона, хотя применять его стали немного более осторожно.
Тем не менее события 1998 года не прошли даром. В идеологическом плане они сыграли огромную роль, научив некоторое количество наших сограждан задавать вопрос «почему». Если у нас появилось некоторое подобие левого движения и левой интеллектуальной среды, то именно благодаря потрясению 1998 года. Если критическое мышление стало привлекательным для некоторого количества молодых людей, то благодарить за это надо дефолт и крах.
Читать дальше