Уильям Поллак - Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве

Он устало улыбнулся: "Это какая-то ошибка, просто большая ошибка".

Но я знал больше. В палате скорой помощи он проклинал докторов, когда понял, что еще жив. Это не был просто "опыт" и уж точно не "ошибка", это было осознанное стремление к смерти.

Но в отличие от некоторых девочек в этом закрытом отделении, у Эда не было ни единого признака того, что он чудом выжил после попытки самоубийства. Ни порезов на запястьях, ни опухших от слез, покрасневших глаз, ни грусти, ни заискивающего взгляда. К тому же он отрицал у себя депрессию.

Эд неохотно отвечал на вопросы о своей семье. Отца он не видел уже три года, с тех пор, как тот женился, и в его новой семье родился ребенок. Его старшие брат и сестра были "сами по себе". Его брат работал электриком, а сестра - медсестрой. Он, младший ребенок в семье, жил с матерью. Он почти не появлялся на занятиях, и ему уже грозили исключением за прогулы.

После того, как мы поработали какое-то время вместе, Эд смог рассказать, как зол он на свою семью. Брат Грег пил и издевался над женой. Отец, тоже алкоголик, упорно не платил алименты и отказывался встречаться с Эдом и другими детьми.

- Похоже, мужчины в этой семье не думают о будущем,- сказал Эд со своей обычной ухмылкой.

- Я думаю, что многие молодые мужчины не представляют, каким будет их будущее,- возразил я.

- Да что там представлять? Дерьмовая жизнь, а потом ты умираешь, и все.

В процессе общения я понял, что Эда очень ранил уход отца. Но вместо того, чтобы горевать, Эд научился играть роль, ухмыляться и отпускать шуточки. Это было легче, чем признать, что он по-прежнему думает об отце. У него целый арсенал ругательных слов: достали, задолбали, затрахали. Но он упорно отрицал, что у него депрессия. И так же упорно отказывался от помощи. "Все, что мне нужно - это пачка "Винстона" и выбраться отсюда. Я в порядке".

Несмотря на его боль, несмотря на очевидную попытку самоубийства, психиатр, строго следуя принятой методике диагностики, изложенной в "Руководстве по диагностике и статистике психических расстройств" (DSM), не поставил бы Эду диагноз "депрессия". В этом справочнике для клиницистов диагностика депрессии осуществляется в соответствии с набором симптомов: пациент должен продемонстрировать определенное минимальное количество симптомов. Первое и главное: он должен страдать от депрессивного настроения и утратить любой интерес к жизни и умение получать удовольствие. Кроме того, он должен страдать как минимум от четырех симптомов из списка, куда входит: потеря веса, чувство никчемности или вины, трудности с концентрацией, трудности в принятии решений, суицидальные мысли.

Эти критерии не разрабатывались специально для детей, они выработаны на основе узкой разновидности депрессии и отражают главным образом то, как ведут себя женщины в депрессии. В соответствии с этими критериями, было бы трудно разглядеть у Эда депрессию, хотя мы знаем, что он настолько отчаялся, что готов был лишить себя жизни. Это не означает, что традиционные критерии "Руководства" не помогают диагностировать депрессию у мальчиков, ибо они помогают. Это лишь означает, что они не универсальны и не отражают широкий спектр симптомов депрессии у мальчиков, о которых мы говорили.

Тем не менее, большинство специалистов сейчас используют эти "взрослые" критерии для диагностики депрессии у детей начиная с девятилетнего возраста. У детей младше девяти лет, особенно у детей дошкольного возраста, которые не всегда могут ясно определить свои чувства, выводы о наличии депрессии обычно делаются на основании внешних проявлений (насколько грустное лицо у ребенка), настроения, куда входит и поведение (особенно неконтролируемое поведение или непослушание), или жалоб на физическое недомогание (головные или желудочные боли). У детей школьного возраста, включая предпубертатные годы, учитываются также перепады настроения, раздражительность и грусть, похожая на "взрослую". Кроме того, и дошкольники, и дети предпубертатного возраста могут демонстрировать чувство собственной никчемности, низкую самооценку и особый вид апатии, который называется ангедония (неспособность испытывать удовольствие). Наконец, специалисты обращают внимание на тревоги, страхи и даже упоминания о суициде у детей этой возрастной группы.

Кроме того, что при этом подходе к диагностике депрессии у мальчиков задействован неполный список симптомов, есть еще одна проблема. Заключение о депрессии, основанное на подобных критериях, часто зависит от того, как пациент рассказывает клиницисту о своих проблемах, и от того, как клиницист воспримет информацию и отреагирует на рассказ пациента. Мы знаем, что мальчики и мужчины преуменьшают свою боль, не рассказывают обо всех симптомах и как можно скорее стараются забыть о проблемах. Мы также знаем, что медики могут "подыгрывать" нежеланию некоторых мужчин обсуждать их чувства и печали. В 1991 г. Роттс, Вернем и Уэллс из корпорации РЭНД сравнили результаты диагностики депрессии у мужчин, проведенной докторами, и ответы тех же самых мужчин на анонимную и более объективную анкету, так называемый "Список диагностических вопросов". Результаты были поразительные: около 65 % мужчин, которых доктора признали здоровыми, на самом деле страдали от депрессии, в соответствии с их ответами на опросник. Иными словами, медики не заметили три из пяти депрессий. Многие мужчины в депрессии не рассказывают докторам о своих проблемах, и многие доктора не задают нужных вопросов или не "слышат" ответы, которые мужчины дают им. Поттс, Бернем и Уэллс полагают, что медики не стараются добиться от мужчин симптомов или взглянуть на ситуацию глубже, если пациенты-мужчины говорят им, что все отлично. Доктора, считая, что они помогают мужчинам избежать чувства стыда, поддерживают кодекс молчания.