Джена Шоуолтер - Темнейшее желание

– Мы поработаем над твоей меткостью. Позже.

– Отпусти меня! – Жозефина изо всей мочи с ним боролась, била кулаками в лицо, грудь, пыталась сбросить его с себя. Кейн даже и не пытался защищаться от ее ударов.

– Прости, – прохрипел он. – Мне так жаль. Я не хотел этого делать. Я ненавидел себя, ненавидел находиться там, ненавидел женщину. Мне больно из-за этого. Я просто не видел другого выхода, но должен был что-то сделать, что угодно.

– Убирайся! Отпусти меня!

– Я не могу. Не могу отпустить тебя. Я не знаю, сколько у нас времени, и не хочу попросту тратить ни секунды.

Она замерла и, подняв на него взгляд, произнесла:

– Ты хоть понятие имеешь, каково это смотреть, как твой муж целует другую женщину?

Молчание было наполнено стыдом.

Молчание, которое увело ее в еще больший приступ безумия. Она вырывалась, била Кейна до тех пор, пока руки не начали пульсировать от боли, а легкие гореть от слишком частого дыхания… до тех пор, пока она просто не рухнула на матрас и заплакала из-за подорванного им доверия.

Кейн перекатился на бок и прижал Жозефину к себе. Он укачивал ее, убирал волосы с лица.

Его дыхание овевало ее щеку, и Жозефина презирала это ощущение… потому что оно ей нравилось.

В конце концов ее рыдания стихли. Глаза почти заплыли от слез, нос заложило. Каждая унция энергии, которой она обладала, казалось, отхлынула, и все же Жозефина попыталась сесть.

– Я не хочу…

– Просто позволь держать тебя в объятиях, – умолял Кейн. – Пожалуйста.

Жозефина расслабилась в его объятиях, так как другого выбора ей не оставалось. Головокружение стало больше, и отказывалось ее покидать.

Кейн опустил руки ей на шею и начал разминать ее. Жозефина поняла, что он… дрожал?

– Я причинил тебе боль и обесчестил тебя. Мне так жаль, Динь. Мне очень жаль. Я сглупил.

Она не собиралась отвечать. Не собиралась. Но слова "Почему ты подцепил ее?" просто выскользнули изо рта, и Жозефина ощутила досаду. Та женщина обладала всем, чего у Жозефины не было: светлые волосы, изящность особы фейрийской королевской семьи, нежные руки и бледная кожа.

Кейн зарылся носом ей в шею и сказал:

– Это не я. Это был Бедствие.

От этого Жозефине не должно было стать лучше. Ничто не должно было заставить ее почувствовать себя лучше, но все же девушка осознала, что ей полегчало.

– Кейн, я знаю, что тебе очень жаль. Знаю. Я верю, что ты действовал так не поддавшись желанию. Но я не могу. Не могу так жить, вечно гадая, что тебе придется сделать с другими женщинами, чтобы удовлетворить демона.

– Я собираюсь морить демона голодом. Больше не сделаю ничего, чтобы его удовлетворить.

– Это ты сейчас так говоришь. А что произойдет, если его голод станет нестерпимым? Как я могу тебе доверять?

– Что ты пытаешься сказать? – прохрипел Кейн.

Забыв жалость, она произнесла:

– Я понятия не имела, что ревнива, но я такая, и не думаю, что это изменится, и не думаю, что смогу забыть то, чему я стала свидетельницей. Поэтому… я… бросаю тебя, Кейн. Я больше не хочу быть с тобой.

Теплая жидкость потекла по ее коже, как будто… как будто… Кейн плакал.

– Пожалуйста, не покидай меня. Ты мне нужна. Клянусь, я изменюсь ради тебя. Я даже не взгляну на другую женщину, Динь. Я быстрее вырежу себе глаза. Я никогда не прикоснусь к другой женщине. Я скорее отрублю себе руки. – Он еще крепче обнял ее. – Пожалуйста. Пожалуйста. Ты мне нужна. Без тебя я окажусь в аду.

А сейчас, рядом с ним Жозефина сама была в аду.

– Обещаю, тебе не придется долго терпеть меня. Пожалуйста, Динь. Пожалуйста.

Он поцеловал ее затылок. Линию челюсти. Поцеловал ухо, щеку и лоб, глаза и кончик носа.

Ее разум пытался осознать то, что он только что сказал. Что-то в этих словах ее тревожило. Что-то в этом "терпеть меня"… о, мой…

Он лизнул ее сжатые губы, и Жозефина автоматически открыла рот. Ее пробужденное тело жаждало того, что только Кейн мог ей дать.

Их языки сплелись, и Жозефина ощутила вкус… соли. Кейн плакал. Потому что не мог вынести мысль, что останется без нее.

Желание расцвело с неистовой, настойчивой, предательской силой. Кровь забурлила, а гнева и след простыл.

Она пыталась оставаться спокойной и неподвижной, но чем больше Кейн целовал ее, чем глубже были эти поцелуи, тем больше она стонала и извивалась, отчаянно желая большего.

Пока она пыталась бороться с откликом тела, Кейн раздел ее, разделся сам, и проделал все это не отрываясь от ее губ, не дав Жозефине ни секундочки, чтобы все обдумать не под влиянием наслаждения.