Чарльз Маккей Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Право вынесения приговора столь же безраздельно принадлежало духовенству при ордалиях огнем. Считалось, что огонь не обжигает невиновных, и священники, разумеется, заботились о том, чтобы загодя дать невиновным либо тем, кого им из удовольствия или прямой заинтересованности хотелось таковыми объявить, наставления, которые позволили бы им уберечься от ожогов. Один из способов испытания состоял в том, чтобы разложить на земле через определенные интервалы раскаленные докрасна плужные лемехи и, завязав обвиняемому глаза, заставить его по ним пройти. Если тот раз за разом наступал на пустые места, тем самым избегая огня, его признавали невиновным, а если обжигался — виновным. В силу того что подготовкой лемехов занимались исключительно священники, они всегда могли подстроить результат ордалии. Для признания человека виновным им было достаточно разложить лемехи через неравные промежутки, дабы обвиняемый наверняка наступил хотя бы на один. Когда Эмму, жену короля Этельреда и мать Эдуарда Исповедника, обвинили в преступной связи с Альвином, епископом Уинчестерским, она восстановила свое доброе имя, пройдя ордалию огнем. Когда под угрозой была репутация духовного лица, а тем более королевы, ни от каких лемехов, за нагрев и размещение которых отвечали священники, вердикта о виновности ожидать не приходилось. Эта ордалия называлась Judicium Dei644, а иногда Vulgaris Purgatio645и могла также осуществляться несколькими другими способами. Один из них состоял в том, чтобы взять в руку кусок раскаленного докрасна железа весом в один, два или три фунта и чтобы рука осталась целой и невредимой. Читая о том, что не только мужчины с загрубелыми руками, но и женщины с их мягкой и нежной кожей делали это без вреда для себя, мы должны понимать, что кисти их рук были предварительны натерты каким-нибудь предохраняющим средством или якобы раскаленное железо было на самом деле холодным и выкрашенным в красный цвет. Следуя другому способу, нужно было опустить обнаженную руку в котел с кипящей водой. Затем священники оборачивали ее в несколько слоев льняного полотна и фланели и три дня держали испытуемого в церкви исключительно под собственным присмотром. Если по прошествии этого времени на руке не было заметно ни единого ожога, это считалось твердым доказательством невиновности обвиняемого646.

Что касается ордалии водой, то при ней к подобным ухищрениям не прибегали. Ей судили только бедных и незнатных, и тонули ли они или держались на воде, было не так уж важно. Обвиняемых, как и ведьм более поздних времен, бросали в пруд или реку; если они шли ко дну, их друзьям оставалось утешаться сознанием их невиновности, а если они плыли по воде, их признавали виновными. В обоих случаях общество от них избавлялось.

Из всех ордалий, которые духовенство приберегло для себя, была такая, при которой доказать вину того или иного священника, будь он хоть трижды виновен, было практически невозможно. Она называлась corsned и проводилась следующим образом. На алтарь клали кусок ячменного хлеба и кусок сыра, после чего обвиняемый священник в полном церковном облачении и при наличии всех помпезных атрибутов римско-католического обряда произносил определенные заклинания и истово молился в течение нескольких минут. В молитве он призывал Господа в случае своей виновности ниспослать архангела Гавриила, дабы тот, заткнув ему глотку, не дал ему проглотить хлеб и сыр. Судя по сохранившимся документальным свидетельствам, ни один из прошедших эту ордалию священников не подавился647.

Когда при папе Григории VII развернулись дебаты о том, стóит ли вводить в Кастилии григорианское песнопение вместо мосарабского648, введенного в ее церквах св. Исидором Севильским, это вызвало бурю негодования. Церкви отказывались принимать нововведение, и было предложено решить дело поединком между двумя воинами, по одному с каждой стороны. Духовенство не соглашалось на способ разрешения спора, который считало нечестивым, но не имело ничего против того, чтобы испытать достоинства каждого песнопения ордалией огнем. Для этого был разведен большой костер, куда бросили по одной книге григорианского и мосарабского песнопений, дабы пламя рассудило, какое из них более угодно Всевышнему, не став сжигать оное. Кардинал Бароний, который пишет, что был свидетелем чуда, сообщает, что, как только книга григорианского песнопения оказалась в огне, она выскочила оттуда нисколько не поврежденной и с превеликим шумом. Все, кто при этом присутствовал, подумали, что святые решили дело в пользу папы Григория. Вскоре костер погасили, но — о, чудо! — книга св. Исидора, хоть и была покрыта золой, нисколько не пострадала. Она даже не нагрелась. После этого было решено, что обе книги равно угодны Господу и должны использоваться поочередно во всех церквах Севильи649.