Майкл Эрард - Феномен полиглотов

Затем Раму вспомнил, что он может понимать и телугу. «Так много языков, – сказал он с улыбкой, – что немудрено какой-нибудь да забыть». Он сказал, что на этом языке говорят некоторые из его руководителей. «На самом деле это не создает никаких проблем, – сказал Раму. – Даже если вы плохо говорите на их языке, они рады тому, что вы делаете попытки». Большинство сотрудников его компании общаются на хинди, хотя официальная переписка всегда ведется на английском. И тем не менее иногда во время проведения деловых встреч, когда все участники знают телугу, они переключаются на этот язык.

В городе Майсуре мы познакомились с двоюродным братом Шри, девяностодвухлетним худощавым стариком с густыми бровями, который родился за рубежом и там же получал основное образование. Я буду называть его Сиддхартха. «Я не говорю по-английски, – величественно произнес он. – Я говорю языком Шекспира, Мильтона и Джорджа Шоу. Я плагиатор. Я собака парии, которая говорит лишь то, что способна поднять и унести». Это было похоже на встречу с Джорджем Бернардом Шоу, если представить, что Шоу мог носить дхоти и содержать детский сад на втором этаже своего дома. Трудно точно определить, сколько языков этот человек знал за свою жизнь и насколько хорошо; о многих из коллекционеров языков он отзывался как о фантазерах, в том числе о некоторых чиновниках, которые утверждали, что знают шестнадцать языков, а на самом деле могли сказать всего несколько слов на большинстве из них. Но это не имело значения. Я не надеялся обнаружить в его лице еще одного гиперполиглота, поэтому меня больше заинтересовала его трактовка того, что понимается под английским языком, и его рассуждения о языке как таковом.

Однажды утром мы вместе с Сиддхартхой поехали посмотреть основанную им начальную школу, которая располагалась в десяти километрах от Майсура. На подходе к зданию школы мы услышали голоса детей, выстроившихся на утреннюю линейку. Они пели молитвы. Красивый звук хора голосов становился все явственнее по мере нашего приближения. После молитвы Сиддхартха обратился к ученикам, рассказав им о последних событиях в Израиле и Пакистане, а также сообщив финансовые новости. Глобальность мировоззрения основателя школы проявлялась еще и в преподавании детям санскрита, классического языка, ассоциирующегося прежде всего с элитой общества. По западным меркам, это эквивалентно обучению школьников древнегреческому языку. «Некоторым это не нравится», – сказал он мне позже.

После линейки Сиддхартха проводил совещание с учителями, а мы с женой коротали время в школьной библиотеке, где хранилась личная коллекция английских книг бывшего посла Индии. Там мы познакомились с Ананией, которая рассказала, что ее отец знал десять индийских языков. Сама она знала три и учила санскрит.

Каждый новый день нашего пребывания в Индии расширял наши представления о языковом многообразии этой страны. Возможно, происходящее здесь действительно указывает нам дорогу в будущее?

При всем уважении к мудрости Сиддхартхи я оставлю в стороне его идею о том, что настоящая Индия представлена югом страны. Многоязычие, по крайней мере некоторые его формы, складывалось в этом регионе на протяжении тысячелетий и стало следствием миграционных потоков, возвышения и падения империй, а также иностранных нашествий. Все эти исторические потрясения способствовали созданию уникального явления, известного как «sprachbund» [67], когда говорящие на разных языках люди тем не менее понимают друг друга. Многовековое совместное существование языков привело к их ассимиляции, выражающейся в смешении не только лексики, но и грамматических конструкций.

Если вы живете в таком месте, где люди, говорящие на языках А и Б, никогда их не путают, в этой ситуации довольно сложно оценить степень владения каждым из этих языков. Поэтому, думаю, полезно рассмотреть три важных для языковой истории Индии события, которые не могли произойти в каком-либо ином месте.

Первое из них связано с миграцией на юг индоевропейских народов, которая началась примерно в 1500 году до нашей эры. Представители этих народов принесли с собой индоарийские языки, такие как санскрит, которые смешивались с дравидийскими языками коренных жителей этого региона. Носители дравидийских языков (в настоящее время они представлены в основном тамильским, каннада, телугу и малаяламским) мало-помалу узнавали индоарийские языки прибывающих завоевателей и, в свою очередь, вносили лепту в их изменение. В течение следующих трех тысяч лет языки, относившиеся к двум разным семействам, постепенно сливались. Лингвистический обмен и заимствования происходили по всем направлениям, и эти глубинные процессы далеко не всегда были заметны даже носителям языка. Заимствование происходило в том числе на уровне фонетики: большинство из индийских языков, будь то дравидийские или индоарийские, имеют согласные звуки, которые говорящий произносит, прижимая язык к зубам, по контрасту с согласными, которые произносятся с убиранием языка. Со временем в результате языковой миграции заимствовались и словоформы, и грамматические конструкции. Например, санскрит, который хотя и является индоевропейским языком, в конце концов приобрел очень неиндоевропейские грамматические особенности, которые четко прослеживаются в дравидийских языках.