Николас Спаркс: Спеши любить

Вот, собственно, на чем была основана пьеса.

Люди прекрасно знали историю священника. Ее вспоминали каждый раз, когда Хегберт крестил младенца или отпевал покойника. Именно поэтому, полагаю, все зрители рыдали на представлении рождественской пьесы. Они знали, что в основе лежит нечто реальное, и это придавало «Рождественскому ангелу» особое звучание.

Джейми Салливан училась в одном классе со мной, и ей предстояло играть ангела. Не то чтобы у какой-нибудь другой девушки был шанс. Благодаря этому, разумеется, пьесе предстояло сделаться главным событием года – по крайней мере в представлении мисс Гарбер. Она преподавала у нас сценическое мастерство и буквально сияла от счастья, когда впервые вошла в класс.

Лично я не собирался изучать драматургию – честное слово, не собирался, но выбирать пришлось между ней и органической химией. Я думал, это будут не уроки, а сплошной праздник жизни, особенно по сравнению со вторым вариантом. Ни тетрадок, ни контрольных, ни лабораторных столов; никаких протонов, нейтронов и формул – что может быть лучше для старшеклассника? Я был абсолютно в этом уверен и записался к мисс Гарбер, ничуть не сомневаясь, что на уроках буду дремать. Я любил поздние прогулки и изрядно не высыпался.

В первый же день я опоздал, войдя в класс через несколько секунд после звонка, и сел в заднем ряду. Мисс Гарбер стояла спиной к нам и выводила свою фамилию на доске большими буквами, как будто мы виделись впервые. Ее знали все – не знать было просто невозможно. Она была по меньшей мере шести футов росту, с огненно-рыжими волосами и бледной веснушчатой кожей; еще мисс Гарбер страдала от ожирения – сказать по чести, она весила килограммов сто. Она предпочитала просторные цветастые платья, носила темные очки с толстыми стеклами в роговой оправе и при встрече всем говорила «Приве-е-ет», растягивая последний слог. Мисс Гарбер, несомненно, знала себе цену и до сих пор не вышла замуж, что усугубляло ситуацию. Любой мужчина, не важно, какого возраста, неизбежно испытывал к ней глубокое сочувствие.

Под своей фамилией она написала перечень целей, которые нам предстояло достичь в течение года. Номером первым значилось «самовнушение», далее «самоанализ» и, наконец, «самореализация». Мисс Гарбер была слегка помешана на всевозможных «само» и, возможно, даже опередила свое время в вопросах психотерапии, хотя, судя по всему, отнюдь не считала себя новатором. Наверное, мисс Гарбер с ее внешностью просто пыталась не падать духом.

Но я опять-таки отклоняюсь от темы.

Лишь когда начался урок, я заметил нечто странное. Мальчиков и девочек в бофорской старшей школе было примерно поровну; поэтому я страшно удивился, когда обнаружил, что девяносто процентов моих нынешних однокашников – девочки. В классе сидел всего один парень, кроме меня; я счел это хорошим предзнаменованием и даже ощутил что-то вроде эйфории. Девчонки, девчонки, девчонки – и никаких контрольных. Вот все, о чем я мог думать.

Признаюсь, что никогда не отличался проницательностью.

Мисс Гарбер сообщила: в этом году рождественского ангела будет играть Джейми Салливан – и немедленно начала аплодировать. Она тоже ходила в Южную церковь и, по мнению многих прихожан, строила глазки Хегберту. Когда я услышал об этом в первый раз, то подумал: даже если эти двое и сойдутся, слава Богу, оба слишком стары, чтобы иметь детей. Только вообразите, какое получилось бы потомство. Подобная мысль наводила на всех ужас, но, разумеется, люди держали язык за зубами – по крайней мере в пределах слышимости преподобного Хегберта и мисс Гарбер. Просто сплетня – это одно, а грязная сплетня – совсем другое. Даже в старшей школе мы не были настолько злыми.

Мисс Гарбер продолжала аплодировать в полном одиночестве, пока мы наконец к ней не присоединились.

– Встань, Джейми, – сказала она.

Та встала и повернулась к нам; мисс Гарбер начала хлопать еще громче, как будто перед ней стояла настоящая кинозвезда.

Джейми Салливан была хорошей девушкой. Честное слово. Мы всю жизнь проучились вместе, поэтому не могу сказать, что я ни разу не перекинулся с ней и парой слов. Когда-то, во втором классе, она целый год сидела за соседней партой, и мы даже иногда болтали, но отнюдь не проводили свободное время в одной компании – скорее наоборот. В школе я общался с одними, а после уроков – совсем с другими, так что Джейми вообще не стояла на повестке дня.

Не то чтобы Джейми была непривлекательна или откровенно некрасива – поймите меня правильно. К счастью, она походила на мать – та, судя по фотографиям, вовсе не была дурнушкой (хоть и вышла в итоге бог весть за кого). Но с другой стороны, красивой я ее тоже не считал. Худая, светловолосая и голубоглазая, Джейми по большей части казалась такой… простушкой, что никто не обращал на нее внимания. Она не заботилась о своей внешности, потому что предпочитала «внутреннюю красоту», и выглядела соответственно. Сколько я ее знал – учтите, не так уж мало, – Джейми всегда собирала волосы в тугой пучок, как старая дева, и не пользовалась косметикой. В своем коричневом кардигане и клетчатой юбке она смахивала на библиотекаршу. Мы думали, что это просто очередная фаза и Джейми рано или поздно повзрослеет, но ничего подобного не произошло. За три года в старшей школе она ничуть не изменилась. Менялся только размер одежды.