Виктория Паркер - Во власти женщины

Пия улыбалась, вспоминая о том, каким был с нею Ник.

В один момент он мог быть властным и доминирующим, а в следующий момент становился веселым и непринужденным, и его шутливые прикосновения, его улыбка заставляли ее смеяться вместе с ним. Он и не думал что-нибудь ей говорить, когда прижимал ее к стене или ублажал, стоя перед ней на коленях. Пия даже не представляла, что любовью можно заниматься в таких разнообразных позах.

Отзвуки блаженной ночи все еще струились по ее венам, но темные тучи уже стали сгущаться вокруг нее. Настало время вернуться в реальный мир, заняться работой, сказать Нику правду о том, кто она есть.

Высвободившись из его объятий, Пия соскользнула с кровати, слегка поморщившись от сладкой боли. Она велела себе не оглядываться назад, смотреть только вперед. И все же она не могла сдержаться и взглянула на кровать, где лежал красивый высокий темноволосый мужчина, который вознес ее на небеса.

С тяжелым сердцем, накинув на себя мягкий махровый халат, она побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе. Через десять минут она уже сидела за стеклянным столиком с чашкой кофе в руках, поставив перед собой компьютер и открыв блок c субботним выпуском финансовых новостей. Листая страницу за страницей, Пия вдруг увидела имя… Ника.

«Акции Голдсмитов выросли после известия о предстоящей свадьбе Никандро Карвальо».

Пия стала судорожно перелистывать страницы, переходя от ссылки к ссылке. У нее возникло тягостное чувство, что она летит в пропасть, без всяких крыльев, и черная пустота скоро поглотит ее. Наконец она нашла страницу о светской жизни Нью-Йорка, и горло ее сжалось так, что она не смогла дышать. Сердце ее билось, как бешеное, и она не сразу могла прочитать все слова.

«Карвальо был замечен в Барселоне с загадочной блондинкой.

Наследница Голдсмит покинула особняк «Фортуна» под прикрытием темноты. Чтобы никто не видел ее слез?

Никандро Карвальо в своем ночном клубе в Барселоне с новой любовницей. Кто же она?»

– О боже мой! – выдохнула Пия, прижав руку ко рту, и слезы затуманили ее глаза, отчего ужасная фотография, где они были запечатлены с Ником, стала расплывчатой и дрожащей. На фото она была похожа на проститутку. Она выглядела шлюхой, как и называл ее отец. А эта девушка – та девушка, на которой собирался жениться Ник, – выглядела такой несчастной, такой потерянной в окружении алчных журналистов, снимавших ее на беспощадные фотокамеры.

Разве она не получила урок? Разве прошлое ничему ее не научило? Она годилась лишь на то, чтобы ее использовали. Захлопнув ноутбук, Пия рывком вскочила с кресла, с шумом опрокинув его на пол, и помчалась через холл к его спальне, с яростью вытирая слезы. Она не собиралась плакать перед ним.

Раздался звонок ее телефона, и она застыла на месте. Ночью про телефон она даже не вспоминала. Раньше такого с ней никогда не случалось. Ей не надо было смотреть на экран телефона. Ей не надо было отвечать. Потому что она знала, кто это звонит.

– Пия? Скажи, что ты получила мое сообщение. Скажи, что ты уже не с ним.

Она почувствовала такую ненависть, что чуть не задохнулась.

– Пия, ты слышишь меня? Не могу поверить в то, что он еще жив. Я здесь, Пия. В особняке Сантоса. Я здесь! А ты где, черт возьми?

– В постели с врагом. А где же еще?

«На Эйфелевой башне, в понедельник, в шесть часов вечера.

Зевс будет там».

Должно быть, это было его прощание Пии.

Ник поднялся на лифте на самую верхнюю площадку Эйфелевой башни и подошел к перилам. Перед ним раскинулся Париж во всей своей красе. Триумфальная арка, Марсово поле, неспешно текущая Сена… Париж… Город любви. Он сжал железные перила, и костяшки его пальцев тут же побелели. Ветер трепал его волосы, ледяными иголками колол кожу. Теплое черное пальто Ника с поднятым воротником не могло спасти его от холода.

Пия наверняка увидела фото, размещенные во всех новостях. Во всех этих чертовых статьях о его предстоящей женитьбе. В данный момент он готов был послать Голдсмита ко всем чертям.

«Ну хорошо, Ник, признайся себе: ведь за «Бриллианты Сантоса» ты готов продать душу дьяволу».

Закрыв глаза, он прижал руку к своему накачанному животу, пытаясь уменьшить боль от невыразимой тоски. Одна ночь с Пией не могла сравниться ни с чем. Он даже представить себе не мог, что его жажда мести разрушится под наплывом чувств, и теперь его взгляды на жизнь были поколеблены, а будущее казалось неопределенным и туманным.