Кейт Хьюит: Ты только моя

– Так зачем ты пришла?

– Я же сказала – поговорить.

Он сделал шаг ей навстречу. Под рубашкой проступали литые мускулы, на губах играла лукавая улыбка, глаза излучали доброту…

– Ты уверена в этом?

– Нет, – сдалась она. Ее желание так очевидно, так всеобъемлюще и неоспоримо. – Я хочу тебя, Халиль.

– Я тоже хочу тебя.

Просто инстинкт. Но она-то чувствует намного больше! Елена испытывала благодарность, восхищение, уважение, радость. Он так помог ей, так поддержал. Она и не думала, что можно испытывать по отношению к кому-то такую гамму чувств.

Ей так захотелось сказать это, слова жгли ей губы, но Халиль не позволил.

Он обнял ее, прижал к себе, стер все слова поцелуем. «Лучше уж так», – подумала Елена и отдалась ощущениям. Халилю не нужны ее слова и эмоции.

Он потянул ее к постели, на шелковые простыни, стянув попутно с нее ночную рубашку. Завтра в это же время они будут лежать в постели уже будучи законными супругами. Но Елена уже сейчас, в тот момент, когда его руки нежно касались ее тела, а губы жадно приникли к губам, чувствовала себя его женой.

Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу. Халиль гладил ее руку от плеча до запястья, при этом его прикосновения были невероятно нежными. Елена чувствовала себя почти счастливой. Вот бы этот момент длился вечно!

– Когда ты поговоришь с Азизом? – тихонько спросила она. Как бы то ни было, от реальности никуда не денешься.

– Как только мы вернемся в Кадар.

– Как думаешь, он рассердится, когда узнает, что мы поженились?

– Понятия не имею. Ты знаешь его лучше, чем я.

– Да? Вы же вроде бы общались в детстве?

– Я видел его всего однажды, в семь лет, когда отец решил познакомить своих сыновей. – Голос Халиля звучал спокойно, но Елена понимала, как он волнуется, как тяжело ему говорить об этом.

– Я знаю, тебе нелегко вспоминать детство, Халиль. То, что тогда произошло, ужасно. – Ее взгляд упал на его запястья, испещренные многочисленными шрамами. – Откуда у тебя эти ожоги?

– Меня связывали, – ответил Халиль после долгой паузы. – Оставляли связанным на целые сутки. Я пытался вырваться, и следы от веревок остались навсегда. – Его голос казался почти бесстрастным. – Когда отец выгнал меня из дворца, я три года жил в бедуинском племени в удаленном от столицы уголке Кадара. Местный шейх обожал меня наказывать. Он связывал меня, как собаку, или бил на глазах у всех. Я много раз пытался сбежать, но мне это так и не удалось. Поэтому, поверь мне, Елена, я понимаю, каково тебе было оказаться в плену. – Халиль судорожно вздохнул, и Елена крепко обняла его.

– Мне так жаль. Но почему этот человек так жестоко обходился с тобой?

– Моя мать была его двоюродной сестрой и навлекла позор на весь род своей мнимой изменой. Впрочем, Абдул-Хафиз и до этого точил зуб на ее семью, потому что та покинула племя и отправилась искать счастья в Сайаде. Вот почему мой отец отправил меня туда: он знал, что эти люди вряд ли окажут мне радушный прием. И так оно и было поначалу. Но теперь я управляю ими. Я их шейх.

Халиль старался говорить без надрыва, но эмоции невольно прорывались наружу. Елена даже представить не могла себе этот кошмар. Связывать семилетнего мальчика? Мучить его, бить, так чтобы на спине остались шрамы, а на руках – ожоги? Ее переполняли ярость и боль, она прижалась щекой к спине Халиля, всем телом прильнула к его телу.

– Я так рада, что все позади.

– И я.

И все же Елена знала, что ужасное прошлое забыть невозможно, что на сердце у Халиля столько же шрамов, сколько на его спине. Неудивительно, что теперь он никому не доверяет и не верит в любовь.

Может быть, ей удастся спасти его? Доказать, что настоящая любовь существует.

Она перевернулась на живот, прижалась губами к его запястью, затем губами и языком проложила путь по всему его телу, показывая Халилю все то, что не могла выразить словами.

И он не оттолкнул ее. Халиль держал ее за плечи, пока она двигалась над ним, а затем нежно и мягко опустилась на него. Халиль, закрыв глаза, прерывисто дышал, а она начала двигаться, выплескивая в этом акте любви все, что было у нее на сердце и на душе. Елена молилась, чтобы Халиль понял ее чувства.

В ту ночь сон долго не приходил к Халилю. Он смотрел на балдахин над кроватью, держа в своих объятиях Елену, слыша, как выравнивается ее дыхание, и гадал, почему он был с ней так откровенен. Никому еще он не признавался в этом – даже Дайме и Ассаду. Зачем кому-то знать о перенесенном им унижении? И все же так хотелось, чтобы кто-то понимал и принимал его до конца.