Николас Спаркс - Свадьба

Его собственный брак завершился пять лет назад, хотя циники, наверное, скажут, что это произошло куда раньше. В последние годы жизни Элли страдала от болезни Альцгеймера, чертовски неприятного недуга. В конце концов, что представляют собой люди без воспоминаний и иллюзий? Наблюдать за течением болезни было все равно что смотреть фильм о неизбежной трагедии. Нам с женой приходилось нелегко, когда мы навещали родителей, Джейн хотела запомнить мать другой, какой она была прежде, и я никогда не принуждал ее ездить к ней чаще, потому что мне самому становилось больно. А Ною было тяжелее всех.

Но это уже другая история.

Выйдя из комнаты, я направился во двор. Утро выдалось прохладное, даже для ноября. Листва блестела в косых лучах солнца, в воздухе слабо пахло дымом. Это было любимое время года Элли, и я всем сердцем ощутил, как одинок Ной. По своему обыкновению, он кормил лебедя; я подошел и поставил пакет около скамейки. В нем лежали три буханки хлеба. Ной всегда просил привезти ему одно и то же.

– Здравствуйте, Ной, – сказал я.

Я понимал, что вполне могу называть его папа, как Джейн называла моего отца, но отчего-то мне было неловко, и Ной не настаивал.

Он обернулся при звуках моего голоса.

– Привет, Уилсон. Спасибо, что заглянул.

Я положил руку ему на плечо.

– Как поживаете?

– Могло быть и лучше. – Ной лукаво ухмыльнулся. – Хотя, впрочем, могло быть и хуже.

Именно этими фразами мы неизменно обменивались при встрече. Ной похлопал по скамье рядом с собой, я сел и взглянул на пруд. На его поверхности хаотично плавали опавшие листья, в воде отражалось безоблачное небо.

– Я хочу кое-что у вас спросить, – начал я разговор.

– Что? – Ной отломил кусок хлеба и бросил в воду. Лебедь быстро подцепил его клювом.

– Насчет Джейн, – добавил я.

– Джейн… – пробормотал он. – Как она поживает?

– Хорошо. – Я заерзал, почувствовав себя неуютно. – Она как-нибудь заглянет к вам.

В последние годы мы частенько навещали Ноя то вместе, то порознь. Интересно, о чем они говорили без меня.

– А дети?

– У них тоже все в порядке. Анна пишет статьи, Джозеф наконец нашел квартиру. Где-то в Куинсе, рядом с метро. Лесли отправилась на выходные в горы с друзьями. Она отлично сдала экзамены.

Ной кивнул, не спуская глаз с лебедя.

– Ты счастливчик, Уилсон, – сказал он. – Тебе повезло, что все они выросли прекрасными людьми.

– Конечно.

Мы помолчали. Если смотреть вблизи, морщинки на его лице напоминали ущелья, а сквозь истончившуюся кожу рук виднелись вены. В парке никого, кроме нас, не было. Холод загнал обитателей Крик-Сайда в дом.

– Я забыл про нашу годовщину, – вдруг сказал я.

– Э?

– Двадцать девять лет.

– Хм…

Было слышно, как шелестят на ветру сухие листья.

– Я беспокоюсь, – наконец признался я.

Ной внимательно посмотрел на меня. Сначала мне показалось, что сейчас он спросит о причинах беспокойства, но вместо этого старик прищурился, изучая мое лицо, а затем отвернулся, бросил лебедю еще кусок хлеба и заговорил. Голос у него был мягкий и низкий – старческий баритон с мягким южным акцентом.

– Помнишь, как я читал Элли, когда она заболела?

– Да, – ответил я, и на меня нахлынули воспоминания.

Ной читал жене отрывки из дневника, который он вел до того, как они перебрались в Крик-Сайд. Это была история их любви. Иногда, послушав мужа, Элли вдруг обретала ясность мысли, невзирая на разрушительное действие болезни. Увы, ненадолго – но в те редкие минуты улучшение было настолько несомненным, что в Крик-Сайд смотреть на чудо приезжали врачи из Чапел-Хилла. Чтение помогало Элли, вне всяких сомнений. Впрочем, специалисты так и не сумели выяснить почему.

– Ты знаешь, зачем я это делал? – спросил Ной.

– Наверное, это помогало Элли, – предположил я. – И потом, она ведь сама попросила вас.

– Да, конечно. – Ной сделал паузу. Воздух вырывался из его груди со свистом, точно из недр старого аккордеона. – Но не только. Я делал это и для себя. Мало кто понимал…

Ной замолк, но я сообразил, что он еще не закончил. Лебедь перестал описывать круги и подплыл ближе. Не считая черного пятнышка на груди размером с долларовую монету, он был цвета слоновой кости. Птица застыла на месте, когда Ной вновь заговорил:

– Знаешь, что я помню лучше всего?

Я понял, что он говорит о тех редких днях, когда Элли еще узнавала его, и покачал головой:

– Нет, не знаю.

– Как я влюбился. Вот что я помню. И когда ей становилось лучше, мы как будто начинали все сначала. – Ной улыбнулся. – Каждый раз, когда я читал Элли, то как будто вновь ухаживал за ней, и иногда она опять в меня влюблялась, совсем как много лет назад. Это самое удивительное чувство на свете. Всем ли выпадает такой шанс – влюбляться друг в друга снова и снова?