Алисон Робертс - Давай нарушим правила

– Ух ты! Это филе?!

– Оно самое. Джек приготовил на всякий случай лишние порции для вчерашней свадьбы. Там оно подавалось со спаржей и запеченным картофелем, но, думаю, детям больше понравится гарнир из чипсов или горошка.

– Отличная идея. Вот это угощение! Давай приниматься за работу. Почисть пока картофель. Кстати, а разве ты сегодня не готовишь праздничный ужин для деда?

– С меня только десерт, и я уже сделала торт. Так что я свободна до полвосьмого.

Мэгги засияла от радости.

– Вот и славно! Дети разучили для тебя небольшую пьесу и собираются показать ее после обеда. Должна предупредить: она немного нудная.

– Ну уж не нуднее ожидающего меня праздничного ужина. Мэгги, мне почти тридцать, а я по-прежнему получаю строгий взгляд от родных, если вдруг воспользуюсь не той вилкой из столового прибора.

– А как прошла свадьба? Между прочим, даже отсюда был виден фейерверк. Двое мальчишек улизнули из своих кроватей, чтобы посмотреть на салют, и у нас не поднялась рука загнать их в спальню. Так красиво было!

– Правда? А я смотрела на шоу с верхнего этажа Локсбери-Холл.

– Но ведь по лестнице подниматься запрещено!

– У того парня, что делал фейерверк, кажется, было на это разрешение. Ему нужно было наблюдать за шоу сверху, чтобы держать все под контролем.

– И он взял тебя с собой на верхний этаж?

– Э-э-э… – Пенелопа сделала вид, что очень занята выковыриванием картофельного глазка. Вчера Рэйф сделал с ней не только это, но, как бы Пенелопа ни любила Мэгги, она была не в силах признаться ей в таких вещах. Уж Пенелопа знала, что происходит, когда разочаровываешь людей своими поступками, – они перестают тебя любить.

«Представляю, что было бы, узнай бабушка про то, что было у нас с Рэйфом», – подумала она.

Получится ли сегодня вечером скрыть от Луизы Коллинз свою тайну? Прежде стоило всего лишь подумать о чем-то, находящемся под запретом, как бабушка всегда это чувствовала и добивалась от внучки признания. «Впрочем, я уже давно не ребенок. Не пора ли перестать бояться бабушкиных упреков?» – попыталась подбодрить себя Пенелопа.

Это одно из самых классных соло на саксофоне всех времен и народов! Рэйф впервые услышал композицию «Бейкер-стрит» Джерри Рафферти будучи озлобленным, лишенным иллюзий шестнадцатилетним подростком, и эта музыка тронула его душу. А узнав, что она была написана в тысяча девятьсот семьдесят восьмом, в год его рождения, он прикипел к ней всем сердцем. Рэйф стал считать эту песню «своей», и ему захотелось научиться играть на саксофоне для того, чтобы эта музыка лилась из-под его пальцев.

И вот теперь, двадцать лет спустя, он может сыграть ее с закрытыми глазами. Сыграть так, словно саксофон – продолжение его тела, его голос, печальный плач, в котором звучат ноты протеста и надежды. Рэйф настолько сроднился с этим инструментом, что даже если порой месяцами не было времени достать его из кофра, все равно слышал в голове его звук и ждал, когда появится возможность сыграть.

И до чего же ему хотелось это сделать сегодня, чтобы избавиться, наконец, от терзающего душу непонятного чувства. Оно не проходило, как Рэйф ни старался отвлечь себя работой: собирал обуглившиеся остатки картонных трубок от фейерверков, разбирал плавучую платформу на озере. Но при этом он все равно понимал: воспоминания о том салюте, который должен был ознаменовать его вступление во владение Локсбери-Холл, теперь навсегда будут в его памяти связаны с Пенелопой. С женщиной, которую он не ожидал встретить в своей жизни и больше никогда не встретит.

Ну и подумаешь! Теперь он сможет о ней забыть. «Бейкер-стрит», только что сыгранная, снова сотворила чудо.

– Это было круто, чувак! – воскликнул Неряха, который и сам выложился на все сто, исполняя свою партию ударных. Впрочем, классно сыграли и остальные музыканты «Отклонения»: гитаристы и клавишник Стефан. Теперь можно было насладиться холодным пивом, сидя на одном из старых диванов, которых хватало на заброшенном складе. В этом здании группа репетировала и устраивала вечеринки.

– Из всех наших каверов «Бейкер-стрит» – лучший, – согласился Стефан. – Но пора снова начать работу над собственными песнями.

Рэйф сделал большой глоток пива и заявил:

– Кстати, я тут подумываю: не открыть ли мне фирму звукозаписи.

У Стефана отвисла челюсть, и он застыл, так и не донеся бутылку пива до рта, а потом посмотрел на Неряху, который покачал головой. «Неужели эти слова опять увеличили между нами дистанцию?» – подумал Рэйф. Да, у него появились деньги. Такие, о которых большинство может только мечтать. Но разве он стал другим? Он по-прежнему любит своих старых друзей.