Кейт Хьюит - Не бойся быть моей

Линдсей посмотрела на вечернее голубое платье, ниспадавшее на пол мягкими шуршащими складками, напоминая ей ручеек. Раньше она никогда не забивала голову мыслями об одежде, но встреча с Антониосом многое изменила. Ей нравилось видеть выражение его лица, когда она надевала красивую одежду, и не скрывал своих мыслей по этому поводу.

– Ты просто великолепна, – прорычал Антониос, притягивая жену к себе. – Но я только и думал, как бы поскорее стянуть с тебя это платье.

Линдсей тихо рассмеялась, ощутив, как тело ее приятно заныло от сладостного предвкушения.

– И что же, ты намерен это сделать?

– Конечно. Прямо сейчас.

Он медленно обнял ее и осторожно расстегнул молнию до самых бедер. Платье упало с ее плеч, и она мимолетным движением сбросила его до самой талии.

Наряд был таким, что под него не предполагался лиф, так что сейчас Линдсей стояла обнаженная до пояса, и Антониос замер от восхищения, в глазах его она увидела восторг и обожание.

Горло Линдсей перехватил спазм, и, беря ее за руку, муж заметил ее лицо.

– В чем дело? – спросил он внезапно севшим голосом. – Ты выглядишь так, точно вот-вот расплачешься.

– Я думаю, как я могла тебя оставить, – прошептала Линдсей. – Даже на миг.

Он притянул ее к себе, и грудь ее ощутила шелковую накрахмаленную рубашку, отчего по всему телу точно побежал ток.

– Никогда больше, – прошептал Антониос, зарываясь в ее волосы и приподнимая ее подбородок. – Никогда не оставляй меня, Линдсей, я этого не вынесу.

– Я обещаю, – прошептала она и растворилась в его отчаянном, страстном поцелуе.

Следующие несколько недель пролетели в счастливом угаре. Линдсей работала над исследованием, гуляла с мужем по окрестностям, узнавала заново его семью. Сестры по-прежнему относились к ней немного настороженно, но оттаяли, когда она рассказала им, по настоянию Антониоса, о своей проблеме.

Лицо Парфенопы выразило сочувствие, и она пылко обняла невестку.

– Почему ты нам не сказала? Это бы все изменило.

– Она думала, что ты высокомерная, – вставила Ава, бросая на сестру озорной взгляд. – На самом деле она просто завидует. Во всей семье только я училась в университете.

– А я вместо этого вышла замуж, – произнесла Парфенопа, заливаясь краской.

– Я не думаю, что докторская степень и исследование теории чисел достойно зависти, – осторожно сказала Линдсей. – Это не очень-то престижно.

– Антониос сказал нам иначе, – возразила Ксанте. – По его словам, все глобальные изменения в развитии технологии и науки зависят от этого.

– Ну, может, отчасти это и так, – согласилась Линдсей, чувствуя, как на душе теплеет от того, что муж так высоко ее оценил.

– Мы думали, что ты считаешь себя слишком умной, – призналась Парфенопа, по-прежнему румяная от смущения, и Линдсей едва не разинула рот от изумления.

– Я никогда ничего такого не думала, – заверила она. – Ни разу.

Они обменялись робкими, но дружелюбными улыбками, и Линдсей поняла, что ее приняли.

Через неделю после именин Дафны Антониос спросил жену, не хочет ли она переехать на главную виллу.

– Мама хочет видеть нас, – пояснил он. – Да и мне там было бы лучше. У нас будет свое крыло, и ты сможешь все украсить так, как тебе нравится.

Линдсей едва не расплакалась от его заботы.

– Ну конечно, давай переедем, – ответила она.

Но все же для нее было странно находиться снова в доме, где некогда она была такой несчастной. Неслышно ступая по мягким коврам коридора на верхнем этаже, Линдсей вспоминала, как она раньше взбегала по этой лестнице, не видя ничего перед собой, убегая с очередного приема.

В огромной роскошной ванной она вспоминала, как запирала дверь и сжималась в клубок на полу, прислонившись к мраморной ванне и раскачиваясь взад-вперед, стараясь унять сердцебиение.

Воспоминаний было много, и Линдсей не хотела погружаться в них. Ей хотелось бы создать новые воспоминания, построить новые мечты. Она внезапно положила ладонь на живот. Они с Антониосом не предохранялись последние несколько недель, и при мысли об этом где-то внутри возник холодок волнения и тревоги. Муж хотел детей прямо сейчас, а она колебалась. Но сейчас, думая о ребенке – ребенке Антониоса, – Линдсей широко улыбнулась.

Муж вошел в спальню, встал у нее за спиной и положил руки ей на плечи. Оба умолкли, глядя на огромную кровать с шелковым кремовым покрывалом.

Линдсей поняла, что сейчас они оба вспомнили тот момент, когда она попрощалась с мужем и уехала в Нью-Йорк. Но Антониос поцеловал ее в шею, как бы благословляя ее на новую жизнь, и она была ему благодарна. Пора было отпустить прошлое.