Кейт Хьюит - Подари мне себя

«Это твоя вина, Люк. Ты единственный, кто мог спасти ее».

Он решительно убрал воспоминания в сторону и толкнул дверь плечом. А затем быстро и всей силы ударил ногой. Замок сломался, и дверь открылась.

Люк вошел в комнату и огляделся. Одежда, нелепая, в рюшах, валялась на стульях и немного на полу. И было еще что-то на полу.

Аурелия.

Люк замер от нахлынувших воспоминаний и от шока, а затем, выругавшись, он подошел к ней. Она лежала в углу комнаты, одетая в абсурдно короткое платье, и ее ноги казались просто двумя спичками.

Он присел и нащупал ее пульс. Он казался стабильным, но что Люк понимал в этом, как в поп-певицах? Люк вгляделся в ее лицо, которое было бледным и с капельками пота. Сейчас, когда более внимательно присмотрелся к ней, он понял, что она выглядит ужасно.

Он прикоснулся к ее щеке и почувствовал, что ее кожа была липкой. Люк достал свой мобильный телефон, чтобы позвонить 911. Должно быть, это передозировка. Он не думал, что это снова повторится в его жизни. В нем нарастала паника.

А затем она открыла глаза, и Люк замер с телефоном в руке, почувствовав какое-то беспокойство от цвета ее глаз. Они были синие, как Атлантика в холодный и серый день. И в них была печаль. Девушка сонно моргнула и попыталась сесть. Она посмотрела на него, и что-то холодное промелькнуло в синей глубине ее глаз.

– Разве ты не красавец, – пробормотала она, и он почувствовал облегчение, поскольку понял, что она в полном порядке.

– Точно. – Он поднял ее, чувствуя, насколько она беспомощна и хрупка в его руках.

– Что вы принимали?

Девушка откинула голову назад, ее губы изогнулись в насмешливой улыбке.

– Что бы это ни было, это было сногсшибательно.

Люк поднял ее на руки и понес в ванную. Он налил в раковину холодной воды и одним резким и быстрым движением погрузил голову поп-звезды в эту воду.

Девушка вырвалась, отфыркиваясь и ругаясь:

– Какого черта?

– Протрезвели немного, да?

Она вытерла лицо и повернулась к нему, свирепо сощурив глаза.

– О да, я протрезвела. Кто вы?

– Люк Брайант. – Он услышал свой голос, в котором были лед и сдерживаемый гнев. Черт ее побери за то, что испугала его. – Я плачу вам за ваше выступление, принцесса. Так что у вас есть пять минут, чтобы взять себя в руки и спуститься вниз. – Она стояла, скрестив руки, ее глаза были по-прежнему сужены, лицо серым и изнеможденным. – И добавьте макияж, – бросил он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Вы жутко выглядите.

Аурелия Шмидт – не многие знали, что она Шмидт, – вытерла последние капли воды с лица и моргнула. Глупый мужчина. И она глупая, раз вообще пришла сюда и пытается быть другой.

Она прерывисто вздохнула и выдернула шоколадку из сумочки. Развернув ее одним движением, она посмотрела на груду одежды, разбросанную по импровизированной гримерке. Дженна, марионетка Брайанта, которая и пригласила ее, была сначала в ужасе от выбора одежды.

– Но вы Аурелия… у вас имидж…

Имидж, который был у нее пять лет назад. Но люди хотели видеть ее прежнюю, наблюдать ее оплошности, чтобы потом можно было обсудить их.

И именно поэтому ей пришлось втиснуться в это мини-платье, а не в джинсы и легкий топик, как она сначала хотела. Она как раз собиралась сделать макияж, когда потеряла сознание. И мистер Большой Босс Брайант предположил худшее. Что ж, она едва ли могла винить его. Она много раз совершала ужасные вещи, так что сейчас она понимала, почему Люк сделал такой вывод.

Так как она опаздывала, то быстро проглотила шоколадку и сделала макияж. Ее волосы выглядели ужасно, но она смогла сделать некое подобие прически. Просто подняла их вверх и покрыла лаком.

Люди хотели бы видеть, как она выйдет из игры. И поэтому они были здесь, как она подозревала. Поэтому бульварная пресса все еще преследовала ее, хотя за последние четыре года она не выпустила ни одного сингла. Все хотели видеть ее провал.

Прошло уже более двадцати минут, как она должна была выступить со своей песней, которая когда-то была хитом, и Аурелия понимала, что зрители уже беспокоятся. А Люк Брайант, должно быть, еще более раздражен. Циничная улыбка появилась на ее губах, когда она повернулась и вышла из своей импровизированной гримерки.

Выступая на сцене, девушка всегда растворялась в песне. Любые чувства уходили, и она становилась той Аурелией, которую знал весь мир. Обычно она не думала о том, что делать на сцене. Она просто делала это, пела, двигалась, улыбалась. Ей было легче притворяться кем-то, выступая, чем быть самой собой. И все же, притворяясь, она чувствовала, что что-то глубоко внутри ее хранит молчание, даже когда она пела.