Кейт Хьюит - Подари мне себя

«Кто такая Аурелия Шмидт?» Возможно, он узнает ответ на вопрос. Вот только хочет ли он этого?

– Вы не возражаете, если я с комфортом размещусь на вашей кухне?

Она пожала плечами:

– Конечно.

Люк кивнул и направился на кухню.

Пятнадцать минут спустя стейки были смазаны оливковым маслом и отправлены в духовку, картофель порезан на дольки и жарился на плите, а Люк занимался салатом. Аурелия сидела на стуле и наблюдала за ним.

– Вам нравится готовить?

– Иногда. Я не гурман. Не как мой брат Чейз.

– А у него хорошо получается?

Люк пожал плечами. Он жалел, что упомянул Чейза и вообще заговорил о своей семье. Он предпочитал не ворошить эти воспоминания, он всегда решительно убирал их в самые дальние уголки памяти. Но возможно, что-то в этой женщине побудило эти воспоминания проявиться.

– Он много чего делает хорошо. – Он потянулся за уксусом. – У вас есть братья или сестры?

– Нет. – Оттого, как тихо Аурелия это произнесла, он понял, что она так же, как и он, не стремится говорить о своей семье.

– Все должно быть готово через несколько минут, – сказал Люк, закончив готовить салат.

Аурелия встала со стула, чтобы достать тарелки.

– Пахнет замечательно.

Люк поднял голову и криво улыбнулся.

– Похоже, что мы ведем обычный разговор?

– Похоже. – Она не улыбнулась в ответ, а глубоко вздохнула, прижав тарелки к груди. – Послушайте, если вы пришли сюда, чтобы выполнить какую-то миссию, то не надо. Мне не нужна ваша жалость.

Люк замер.

– Я не жалею вас.

– Если это не жалость, тогда что?

Он сжал челюсть.

– О чем вы говорите?

Вздернув подбородок, Аурелия проговорила:

– Мне сложно поверить, что весь путь до Вермонта вы проделали, чтобы пригласить меня выступить с новой песней. Вы даже не слышали ее. Вдруг это полная катастрофа?

– Я признаю, что предложение не лишено риска.

– Так почему же вы приехали? Какова реальная причина? – Подозрения, четко слышимые в ее голосе, ранили его, как нож. Неужели она и правда думает, что он приехал сюда, чтобы затащить ее в постель?

А он для этого приехал?

Нет, черт побери, это был бизнес. И переорганизовывая свои магазины, он мог помочь Аурелии измениться.

Люк облокотился на кухонную стойку.

– У меня нет никакого сексуального подтекста, если вы об этом.

Она склонила голову набок.

– Вы уверены?

– Откуда столько недоверия к мужчинам? – покачал он головой.

– Они все одинаковы.

– Я другой. – И он докажет ей это. Он взял тарелки из ее рук, прямо встретив ее бушующий взгляд. – Давайте есть.

Люк поставил еду на стол. Сумерки уже укутали город, и после уличного шума он чутко чувствовал тишину. Так же, как он чувствовал подозрения и одиночество Аурелии.

– Вы живете здесь большую часть времени?

– Теперь да.

– И вам нравится?

– Если бы я сюда не переехала, то моя жизнь была бы довольно грустной.

Люк сел напротив нее и взял нож и вилку.

– Вы не любитель отвечать прямо на вопросы, правда?

Она пристально посмотрела на него и слегка кивнула.

– Думаю, да.

– Отлично. – Люк попытался сосредоточиться, но сейчас ему это было трудно сделать. Он хотел задать ей вопросы о доме, о том, как она оказалась здесь. Он хотел вернуться и рассмотреть все эти фотографии на стенах. Он хотел услышать, как она исполняет эту песню. Он хотел…

– Давайте поговорим о делах: об открытии новых магазинов. Вы поете одну или две ваши новые песни.

– Зрители ожидают другого.

– Я знаю. Но вы на собственном опыте должны доказать, что перемены возможны.

– А что, если я не смогу измениться?

– Есть только один способ узнать это, – заметил Люк, но Аурелия ничего не ответила, но он видел, что она думает об этом. – Вы будете обеспечены жильем, и конечно же мы обсудим ваш новый…

– Деньги меня не волнуют.

– Я хочу, чтобы все было справедливо.

Аурелия играла с вилкой, двигая еду по тарелке.

Он видел, что она не ела.

– Это все равно похоже на жалость.

– Совсем не так.

Она подняла голову, и он увидел тень ее улыбки.

– Вы не можете солгать, да? – поинтересовалась Аурелия.

– Я не буду лгать.

– Но это что-то близкое к жалости.

– Возможно, сочувствие.

Его губы дрогнули в улыбке.

– Так, смотрите. Я сказал вам, что не жалею вас. Я чувствую…

– Сожаление ко мне.

– Хватит договаривать фразы за меня. Я чувствую… – Люк протяжно вздохнул. Он не любил говорить о чувствах. Никогда этого не делал. Его мать умерла, когда ему было тринадцать лет. С отцом он никогда не был близок, а братья не разговаривали о чувствах. Но вот он здесь, и Аурелия права: он не мог лгать. – Я знаю, что вы чувствуете, – тихо сказал он, и она подняла удивленно брови.