Анна Тодд - Ничего больше

Проснувшись, я увидел свой член у нее во рту. Полусонный и возбужденный до предела, я изумленно наблюдал, как Дакота меня ласкает. Она сказала, что хотела попробовать сделать это раньше, но стеснялась. Нежные прикосновения губ были такими волнующими, что оргазм наступил слишком быстро.

Ей понравилось доставлять мне такое удовольствие, и она делала это почти на каждом свидании. Конечно, мне было приятно.

Черт, кого я пытаюсь обмануть? Я был в восторге. Я уже не помню, когда считал мастурбацию приятным способом разрядки. Это было ничто по сравнению с ее губами, а позже – с ее мягкой, влажной киской. Мы довольно быстро перешли от орального секса к традиционному; и нам всегда было мало.

Я не занимался самоудовлетворением до переезда в Вашингтон, хотя мастурбация не кажется мне чем-то плохим или недостойным. Мне так не хватало Дакоты и, конечно, близости с ней! Я посмотрел, как горячая вода сбегает по моему расслабленному члену, потом взял его в руку и, дразня, прикоснулся к концу большим пальцем так, как это делала Дакота языком.

Стоя с закрытыми глазами под струями теплой воды, я почти поверил, что это не моя рука. Я представлял Дакоту, стоящую на коленях перед моей старой кроватью в Вашингтоне. Тогда вьющиеся волосы были светлее. Постоянные репетиции сделали ее тело подтянутым и упругим. Дакота выглядела великолепно, и чем больше мы взрослели, тем более неотразимой она становилась. И вот ее губы двигаются быстрее… Я будто слышу ее стон, я уже на грани.

Приятное покалывание распространяется от кончиков пальцев ног вдоль всего позвоночника. Поскользнувшись, теряю равновесие и прислоняюсь спиной к холодному кафелю. С губ сорвались слова, обычно мне не свойственные, я схватил и резко дернул душевую занавеску с шахматным рисунком.

Щелк, щелк, щелк! Занавеска порвалась и упала с пластиковых колец, увлекая меня за собой. Стукнувшись коленом о край крошечной ванны, я снова завопил и, откинувшись назад, сильно ударился об унитаз. Струя горячей воды ударила мне в лицо.

– Черт! – заорал я.

Схватившись за края ванны, я попытался из нее выбраться. Коленка начала опухать, а руки дрожали, словно желе. К моему ужасу, резко распахнулась дверь. Я отпустил ванну и шлепнулся на дно, ударившись головой. Прежде чем прикрыться, я увидел Тессу, размахивающую руками, как гиппогриф.

– Ты цел? – взвизгнула она. Быстро окинула глазами мое обнаженное тело и зажмурилась. – О боже! Извини!

– Какого черта? – закричала София, появившись на пороге.

Здорово… теперь и она здесь. Я потянулся за оторванной занавеской, чтобы за ней спрятаться. Что может быть хуже? Я взглянул на девушек и кивнул, пытаясь отдышаться. Щеки пылали. Я бы предпочел залезть в кучу собачьего дерьма, чем оказаться голым, в позе эмбриона на дне ванны, с перекинутой через край ногой. Я уперся свободной рукой в мокрый пол и попытался подтянуться.

София оттолкнула Тессу и схватила меня за руку, чтобы помочь подняться. Убейте меня кто-нибудь! Она быстрым движением заправила каштановые волосы за уши и уже обеими руками потянула меня вверх. Пожалуйста, прикончите меня! Я пытаюсь не дать соскользнуть занавеске, но она падает, как только я встаю. Я нагибаюсь и поднимаю ее с максимально невозмутимым видом.

Кто-нибудь меня слышит? Если не убьете меня, то сделайте так, чтобы я исчез сию секунду. Умоляю.

Раньше я не замечал в карих глазах Софии зеленоватые искры. А может, их и нет, и это я не в себе после падения. Стараюсь не смотреть на Софию, но под ее взглядом рассматриваю острые носы ее коричневых туфель, напоминающих мне ботинки Хардина.

– Теперь все нормально? – София подняла одну темную бровь.

Можно ли чувствовать большую неловкость? Не думаю. Хуже просто не бывает. Полминуты назад я мастурбировал в душе, а теперь – голый и смущенный. Все это вызвало бы у меня истерический хохот, случись это с кем-то другим.

София все еще смотрела на меня, и я понял, что так и не ответил на вопрос.

– Да, да. Я в норме. – Ответ еще хуже, чем я себя чувствовал.

– Не смущайся, – тихо проговорила она.

Я покачал головой.

– Все в порядке, – солгал я и, низко наклонившись, выжал из себя смешок.

Худший способ помочь человеку преодолеть неловкость – сказать ему, чтобы он не смущался.

Тесса обеспокоенно взглянула на меня и хотела было что-то сказать, но тут раздался громкий писк, от которого я вздрогнул.

Может ли быть что-нибудь хуже?

– Шоколад горит! – закричала Тесса и выбежала из ванной, которая казалась еще теснее обычного.