Бертрис Смолл - Любовь воительницы

Акбар не стал спорить с младшей сестренкой – просто подхватил ее на руки и вынес из комнаты. Ее горестные рыдания разрывали ему сердце, и в какой-то момент он с тяжелым вздохом опустился на ступени лестницы, что вела в нижний уровень дома, и стал покачивать сестру, словно убаюкивая.

Ирис была всего на несколько лет старше его, когда отец много лет назад привез ее из Египта. Какое-то время юный Акбар воображал, что влюблен в нее. Он подозревал, что Ирис знала об этом, но она никогда не вводила его в смущение и не пыталась с ним заигрывать – всегда относилась к нему с уважением. Из горла Акбара внезапно вырвался стон, и тут же послышался тихий голос Зенобии:

– Почему они убили ее, Акбар, почему?…

– Убили, потому что они римские свиньи! – гневно ответил молодой человек. – Тех, кто родился не в Риме, они называют варварами, но настоящие варвары – это они. Говорят, что Рим основали двое братьев-сирот. Их бросили в холмах умирать, но волчица спасла их и выкормила. Я в это верю! Они и по сей день дикие звери!

– А что они сделали с моей матерью? – Зенобия снова всхлипнула.

Акбар медлил с ответом. Стоило ли отвечать? Ведь Зенобия еще ребенок. Она вполне могла бы быть его собственной дочерью – у него был сын ее возраста. Да и что ей известно о мужчинах и женщинах?… Однако по прошлому опыту Акбар прекрасно знал, что от Зенобии просто так не отделаешься.

– Цветочек, ты знаешь, как происходит зачатие ребенка?

– Да, – тихо ответила девочка. – Мама рассказывала мне об этом. А еще она говорила, что однажды я стану женщиной. Когда мужчина занимается любовью с женщиной, ребенок – естественный плод их союза. И это хорошо – так говорила мама.

– Правильно, – согласился Акбар. В подробности он вдаваться не стал, однако проговорил: – Римляне заставили Ирис заниматься с ними любовью. Когда женщину заставляют, это называется изнасилованием. Римляне изнасиловали твою маму, обесчестили ее, обесчестили нашего отца, нашу семью и всех бедави. А когда закончили, перерезали ей горло, чтобы не осталось свидетелей. Они решили, что моя мать тоже мертва, поэтому не стали добивать.

Зенобия некоторое время молчала, затем спросила:

– Значит, Тамар тоже изнасиловали?

– Да, – со вздохом ответил Акбар. – Мою мать тоже изнасиловали.

– И поэтому она меня спрятала? – допытывалась Зенобия. – Не хотела, чтобы и меня изнасиловали?

– Если бы изнасиловали тебя, сестра моя, бесчестье было бы особенно ужасным. Ведь ты девица, никогда не знавшая мужчину. Часть твоей ценности для будущего жениха – девственность. Видишь ли, мужчина, который женится на девушке, не хочет идти по дороге, по которой уже прошли другие, – объяснил Акбар.

Зенобия молча кивнула. Теперь-то она понимала, почему мать плакала и умоляла римлян пощадить ее. Она пыталась спасти свою добродетель и честь мужа. Какие же ужасные скоты эти римляне! Зенобия желала отмщения.

Внезапно из отцовской спальни донесся вой. Прибыли остальные члены племени, и женщины, вошедшие в комнату, рыдали от скорби и стыда. Забаай бен-Селим вышел из комнаты и сказал старшему сыну:

– Отведи Зенобию в ее комнату. Я должен расспросить ее.

Акбар тотчас же встал и отнес сестру в ее комнату в женской половине дома. Усадив девочку на кровать, он похлопал ее по руке и едва заметно улыбнулся. Лицо же Забаая было мрачным и грозным. Пристально глядя на дочь, он проговорил:

– Я выслушал рассказ Тамар, а теперь хочу услышать твой. Как это произошло?

Тихо всхлипнув, девочка рассказала отцу обо всем, что знала, и она обвиняла в случившемся себя – ведь именно из-за нее обе женщины задержались в доме. Отец ничего на это не сказал. Если Забаай и гневался на свою юную дочь, то гнев его таял перед лицом их общего горя. Римляне за свои злодеяния заплатят! О да, они заплатят! Дюжина его сыновей уже рассыпалась по городу с приказом привести к нему в дом римского губернатора и молодого правителя Пальмиры принца Одената. И только после того, как эти двое увидят, что сотворили негодяи с его женами, он унесет тело Ирис из спальни и похоронит с почетом, которого она заслуживала.

Забаай ласково обнял Зенобию и проговорил:

– Ты ни в чем не виновата, дитя мое. Пока отдохни. А когда надо будет, я пошлю за тобой Баб. Сожалею, но тебе придется еще раз рассказать о случившемся, на этот раз – губернатору.

Забаай вышел из комнаты, чувствуя, как гнев снова прорывается сквозь боль и скорбь. Он ведь всю свою жизнь был гражданином Пальмиры! Кроме того, он еще и римский гражданин – как и все пальмирцы. Просто немыслимо, что солдатам империи позволили выйти из-под контроля в мирном торговом городе! Ему вдруг захотелось остаться одному, чтобы предаться скорби, но он знал, что время для этого еще не настало. Сначала следовало высказать все римлянам и потребовать справедливого отмщения.