Ровена Коулман - Моя дорогая Роза

Отец. Грива густых темных длинных волос, обычно растрепанных, щетина на подбородке – Роза любила потереться о нее щекой, когда отец обнимал ее и прижимал к себе. Он носил очки, наверное, лет с четырнадцати, – всегда одни и те же – такие круглые стекляшки на манер тех, что носил Джон Леннон. Очки не гармонировали с его квадратным тяжеловатым лицом, а одежда его и кожа на руках и лице были вечно перемазаны краской. Когда отец обнимал ее, от него пахло льняным маслом, которым он разбавлял краски.

А еще Роза хорошо помнила, как они втроем – мама, отец и она – любили поваляться все вместе по выходным на широкой кровати. Смеялись, вели нескончаемые разговоры, ели тосты, не боясь, что крошки попадут на постель. Как это всегда бывает, когда начинаешь вспоминать детство, на ум приходят только картинки с безоблачным небом, и всегда сияет солнце, и мама помнится только улыбающейся, и отец со своими бесконечными фантазиями, такой добрый, такой притягательный, умеющий сделать и сказать так, что сразу же начинаешь чувствовать себя по-особенному. Еще бы! Ведь у нее такой замечательный отец. Не то что у ее одноклассниц. У тех отцы каждый день идут на работу и возвращаются домой, когда их дети спят. А ее папа – самый настоящий волшебник, с ним так интересно, каждая минута как праздник, и он так любит их с мамой. Да, в пору своего раннего детства Роза действительно чувствовала себя самой счастливой девчонкой на свете, у которой такой необыкновенно прекрасный отец. Разумеется, осознание того, что отец ее постоянно пьян, пришло гораздо, гораздо позднее.

Собственно, она видела его в последний раз, когда ей исполнилось девять лет.

Та идиллия, в которой, как ей казалось, они все трое купаются, не рухнула в одночасье. Она просто истерлась, износилась со временем, обветшала – и в один прекрасный день пришла в абсолютную негодность. По мере взросления Роза начала понимать, что та позолота, которую отец наносил на поверхность их жизни, – и та потускнела и стала отваливаться целыми кусками, являя взору неприглядную изнанку. От отца уже не пахло краской, от него постоянно разило тяжелым запахом виски. Взрывы безудержного веселья сменялись внезапно безудержными приступами ярости, и тогда он был готов накинуться на нее всего лишь за то, что она путается у него под ногами. Точно так же он не раз набрасывался на мать. Чтобы заглушить крики родителей с их взаимными оскорблениями, Роза включала телевизор на полную громкость и убегала в сад, а мама после сидела на кухне и плакала, уронив на стол голову. И по выходным Роза уже не бежала утром в родительскую спальню, чтобы понежиться в их кровати, как раньше. Потому что отец больше не ночевал дома.

То утро, когда он ушел от них насовсем, было таким же солнечным и безоблачным, как и все остальные дни ее детства. Солнце играло, сплошным потоком вливалось сквозь резное окно во входной двери, создавая причудливый цветной узор на полу в холле. Джон усадил дочь на нижнюю ступеньку лестницы и присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои.

– Мне нужно уехать, Рози!

Помнится, ей страшно не понравилось, что он назвал ее Рози. С чего бы вдруг такие нежности? Никогда не называл ее так, и вдруг…

– Куда уехать?

– Я отныне буду жить в другом месте… Мы с твоей мамой… мы… Короче говоря, мне надо уехать, но это ничего не меняет. Ты для меня всегда будешь моей Рози и я…

– Какая я тебе Рози? – вдруг вспылила она, непонимающе глядя на этого чужого мужчину. Она не узнавала в нем отца: глаза, налитые кровью, весь какой-то потерянный, даже голос другой. – А когда ты вернешься?

– Я больше не вернусь! – ответил он неожиданно твердым голосом, не отводя глаз в сторону.

– А мы еще увидимся? – Роза помнила, как дрогнул ее голос, когда до нее дошло, что происходит. Но она постаралась не расплакаться. Отец не любил, когда она плачет.

– Обязательно! – оптимистично заверил ее отец. – Мы будем часто видеться, моя Роза-Розочка.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб слегка влажным поцелуем. Ей хотелось обхватить его руками за шею, прильнуть к нему, начать просить никуда не уезжать, но даже в свои девять лет она понимала, что отец не переменит решения и не останется только ради нее. Да, он любил ее, это правда, но не настолько, чтобы пожертвовать ради дочери всем остальным.

– До скорого! – улыбнулся он на прощание и, скорчив смешную рожицу, подхватил дорожную сумку и исчез за дверями.

Больше она отца не видела.

– Кто бы мог подумать, что у этого бродяги есть дочь! – Дженни и думать забыла о своих хозяйских хлопотах и уселась за стол вместе с Розой и Мэдди, заварив свежую порцию чаю. – И какая только женщина решилась подпустить его к себе? От него же псиной воняет.