Одри Карлан - Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Март

И лишь затем я осознала, о чем они говорили. Шопинг. Ужас. Меня коробило при одной мысли о необходимости обзавестись новым гардеробом.

– Это будет… наверное, здорово. Спасибо.

Тони встал со стула, чтобы пообщаться с другой родней, и Анджелина немедленно уселась на его место.

– Наверное? Послушай, Миа, давай я все объясню. Гектор – гей. Он знает лучшие места для шопинга и что кому подходит в зависимости от комплекции…

– Это правда, – вклинился в разговор сам Гектор. – Послушай ее. Я одевал Энджи с тех пор, как ей было двадцать с небольшим.

– И у Гектора необыкновенный вкус в одежде, – добавила она. – Тебе не о чем беспокоиться. Он тебя приоденет как картинку. А с такой фигурой ты будешь потрясающе смотреться в чем угодно.

– Говорит самая хорошенькая девушка из тех, что мне попадались, – саркастически заметила я, прежде чем вспомнила, что надо фильтровать базар.

Однако вместо того, чтобы придраться к моему тону, Анджелина широко улыбнулась и глаза ее радостно вспыхнули.

– Ты правда думаешь, что я самая хорошенькая девушка из тех, что тебе встречались?

Я пожала плечами и отхлебнула вина.

– Так мило с твоей стороны. Мы точно станем лучшими на свете подругами, – заверила она меня и заключила в еще одно объятие.

Да, этим людям определенно нравился физический контакт. Никакого личного пространства мне здесь не полагалось. Уверена, что тем вечером каждый из них успел поцеловать меня, обнять, пихнуть локтем или как-нибудь еще приложиться. К этому, определенно, придется привыкать, чтобы пережить оставшуюся часть месяца.

Мы одолели ужин, отведав невероятно вкусной итальянской еды – все подавалось в домашнем стиле, на больших блюдах и в мисках. Вино текло рекой, а все родственники говорили так громко, что у меня начало звенеть в ушах. Похоже было на то, как чувствуешь себя после рок-концерта, когда в тишине потом еще долго звенит в ушах. Сейчас было примерно так же, только громче. Эти итальянцы действительно любили поговорить… и говорили много… причем на таких децибелах, что у нормальных людей давно бы полопались перепонки.

Но в целом Фазано мне понравились. Они были неугомонными, дружелюбными, жизнерадостными и просто красивыми. Я как будто очутилась в комнате, полной итальянских актеров, ожидающих своей очереди на кинопробы. В то время когда я жила в Лос-Анджелесе, мой агент периодически отправлял меня на прослушивания для этнических ролей – в основном из-за пышной фигуры и густых черных волос. Кажется, он считал, что я похожа на итальянку, хотя, по-моему, я вроде кетчупа «Хайнц 57» – смесь всего со всем.

Вечер завершился большими порциями тирамису, приготовленными, конечно, самой Моной, и чернейшим кофе из тех, что мне доводилось пить. Вместо они создавали просто сенсационный вкус.

Когда позже Тони и Гектор вывели меня из ресторана, Тони притянул меня к себе и заключил в объятия. Затем, бросив панический взгляд через плечо, он прижал свои губы к моим. Его губы оказались мягкими, теплыми и влажными. Его пальцы зарылись в мои волосы на затылке. Он наклонил голову и запустил язык мне в рот. Такого поцелуя от Тони я не ожидала. От гея. От гея, у которого был партнер. Что-то тут не складывалось. И все же мне не оставалось ничего другого, кроме как ответить на поцелуй. Он чертовски хорошо умел целоваться. Его язык поддразнивал мой, а затем, когда мы вошли в ритм, затанцевал у меня во рту. Обвив руками широкие плечи Тони, я практически повисла у него на шее. Когда я всем телом прижалась к нему, он схватил меня за бедра и притянул еще ближе. И тут я это почувствовала. Точнее, не то чтобы это . Отсутствие этого. У него не стоял. В нижних регионах абсолютно ничего не происходило. Я отдернула голову, и его губы отлепились от моих со звучным чмоканьем.

Я заглянула ему в глаза – но Тони не смотрел на меня, его взгляд был направлен через плечо. Развернувшись, я увидела его мать, Мону. Она сжала руки, и каждая морщинка на ее лице лучилась такой неподдельной радостью, что женщина выглядела на десять лет младше. Сердце холодной змеей сжал стыд, когда я заметила, с какой надеждой Мона смотрит на своего сына. На своего единственного сына. На своего сына – гея. Но она этого не знала. Я перевела взгляд на Гектора, чье лицо выражало совершенно противоположные чувства. Горе, печаль, может, даже намек на гнев. Змея, обвившая сердце, сжала кольца так сильно, что я едва не задохнулась. Мама Мона развернулась на каблуках и вернулась в ресторан.