Элизабет Бикон - Холодное сердце

– Звучит прекрасно, – отозвалась Хлоя с мечтательной улыбкой.

– Так и будет, – пообещал Люк так же торжественно, как днем раньше, когда они стояли перед алтарем, давая клятву перед Господом.

– Ладно, тогда все в порядке, – заявила леди Фарензе своему очарованному лорду. Затем она моргнула и посмотрела на него с некоторым сомнением. – Ты уверен, что никто из слуг не войдет, пока мы не позвоним? – спросила Хлоя, когда он нежно приподнял ее над своим распростертым телом, и она невольно затрепетала, заметив в его глазах чувственный призыв, от которого у нее закружилась голова.

– Иди ко мне, любимая, это дом одного из приятелей Мантеня, который уехал в Лондон, чтобы достойно проскучать там весь сезон. Прошу тебя, отнесись к делу серьезнее, жена, – шутливо потребовал он.

– Ловелас, вот ты кто, – возмутилась Хлоя.

– Нет, я не ловелас, я волк. Ловелас – это равнодушный обольститель, готовый соблазнять подряд всех женщин, которые вызывают в нем интерес. А мы, одинокие волки, ищем подругу на всю жизнь, что делает нас гораздо более опасными для таких неопытных дам, как ты.

– А-а. Но меня уже нельзя считать неопытной, – возразила Хлоя, глядя на Люка манящими фиалковыми глазами. – Думаешь, мы правда можем? – добавила она, когда он раздвинул ей ноги и она снова почувствовала возле своего лона всю силу его мужского естества.

– Я не знаю. А как ты? – прошептал Люк с мольбой, и его глаза сказали Хлое, что, несмотря на неистовое желание, он готов остановиться, если она еще не настолько свыклась с ролью жены, чтобы достичь райского блаженства в его объятиях.

– Да… – выдохнула Хлоя, разрешив его сомнения самым лучшим образом. – О да. – Дыхание Хлои сбилось, когда она приподнялась, а потом снова опустилась вниз, скользнув по всей длине того, что делало его мужчиной, и ощутила, как сладкий огонь взаимного обладания снова запылал в ее крови. – Я знала, что должна просыпаться с вами, милорд, но до сегодняшнего дня не знала точно почему, – сказала она, глядя в его сверкающие серые глаза.

– Но, как видишь, я это знал, – с трудом произнес Люк, устремляясь в ее шелковые глубины.

Хлое стало еще труднее дышать, сердце рвалось из груди, а лоно с силой сжалось вокруг него, и они вместе понеслись навстречу блаженству. На этот раз она знала, что ее ждет, и жаждала этого, несмотря на легкий укол грусти из-за того, что этому чудесному слиянию придет конец. Но конец оказался таким прекрасным, таким страстным, когда Хлоя со стоном откинулась назад, а он с криком рванулся вверх, выплеснув свое семя, что спазмы наслаждения еще долго сотрясали их тела. Хлоя опустилась на обмякшее тело Люка и почувствовала себя так, словно из нее вынули все кости.

Она еще долго лежала на нем, когда последняя судорога удовольствия, прокатившись по ней волной, окончательно смыла воспоминание о той печальной, обездоленной Хлое, какой она была десять лет назад, когда отчаянно томилась и мечтала о том, что ее любовь растопит холодное сердце внучатого племянника ее хозяйки.

– И хорошо, что я этого не знала, – заметила Хлоя, глядя, как луч разгоравшегося весеннего солнца заглянул в наполненные нежностью глаза ее любимого. – Я могла бы унизиться до того, чтобы прокрасться в твою постель, независимо от того, хотел ты этого или нет, если бы только знала, что меня там ждет.

– Это хорошо для нас обоих, потому что мне еще предстояло научиться любить. Ни с кем другим у меня не было ничего подобного, – признался Люк с такой искренней надеждой, что она поверит ему, и Хлоя кивнула, решив, что иначе и быть не могло.

– Мне противно знать, что у тебя был кто-то еще, Люк. Ничего не могу с собой поделать, но я завидую всем женщинам, которые просыпались с тобой утром в одной постели и которых ты отправлял в рай с помощью самого главного оружия, которым владеет ваша светлость, – сказала она, бросив косой взгляд на это оружие, которое, казалось, жило своей жизнью и все еще пребывало в состоянии полуготовности к бою.

– До сих пор оно было скорее моим проклятьем, чем благословением, – сознался Люк.

– Это правда? – спросила Хлоя, бросив на него взгляд, в котором сомнение постепенно сменилось любопытством и восхищением.

– Да, когда я встретил Памелу и женился на ней, неистовое вожделение сводило меня с ума так же, как и ее. Мы губительно действовали друг на друга. Даже тебе был бы неприятен тот мужчина, в которого я превращался с ней. Когда она ушла, я испытал скорее облегчение, чем злость. Ушла мучительная необходимость давать ей удовлетворение, ублажать ее, тогда как единственное, что доставляло ей подлинное удовольствие, – это любым способом заставить меня применить к ней насилие, в то время как я, будучи ее мужем, хотел совсем другого. После того как она ушла, я завел любовницу. Признаюсь тебе в этом со всей прямотой, я не жалею об этом. Она показала мне, что женщину не обязательно умолять или принуждать, чтобы она согласилась лечь со мной в постель, доказала, что я могу быть физически желанным, в чем Памела не уставала отказывать мне.