Диана Гэблдон - Семь камней

Грей так долго сжимал рукоять кинжала, что намотанная на нее проволока оставила отпечатки на его пальцах. Другой рукой он держал саблю. В этом сражении у него не было отряда, но его распирало желание поднять над головой саблю, чтобы на нее были устремлены глаза его солдат, и вести их в бой. Он передернул плечами, расслабляя их, и взглянул на Вулфа.

Еще один залп, на этот раз довольно близко, – и несколько британских солдат из переднего ряда упали, поверженные пулями мушкетов.

– Не стрелять, не стрелять! – приказ снова пронесся по рядам. Запах серы от запального фитиля, густой и едкий, перекрывал запах порохового дыма. Артиллеристы тоже выжидали.

Французские пушки дали залп, и убийственные ядра полетели по полю, но они казались жалкими, неэффективными, несмотря на весь причиненный урон. «Сколько там французов? – подумал Грей. – Возможно, они вдвое превосходят нас по численности. Но это не важно. Это будет не важно».

Пот лился по его лицу, застилал зрение, и он вытер глаза рукавом.

– Не стрелять!

Ближе, ближе. Многие индейцы ехали верхом на лошадях; он видел их группу в левой части французского строя. Этих нельзя выпускать из виду…

– Не стрелять!

Рука Вулфа медленно поднялась кверху, она сжимала саблю, и британская армия затаила дыхание. Гренадеры, любимцы генерала, стояли рядом с ним поротно, окутанные серным дымом от фитилей на их поясах.

– Идите сюда, пидоры, – бормотал рядом с Греем солдат. – Давайте подходите.

Над полем плыл дым, похожий на низкие белые облака. Сорок шагов. Эффективное расстояние.

– Не стрелять, не стрелять, не стрелять… – повторял кто-то нараспев, борясь с паникой.

Солнце сверкало на поднятых саблях в рядах британцев; офицеры эхом передавали приказ Вулфа.

– Не стрелять… не стрелять…

Сабли резко опустились.

– ОГОНЬ! – И земля вздрогнула.

Крик вырвался из глотки Грея, слился с ревом всей британской армии. Грей бросился вперед вместе с другими; всей своей мощью он взмахивал саблей, находя живую плоть.

Залп был сокрушительный, поле усеяли тела. Грей перепрыгнул через упавшего француза, рубанул саблей между плечом и шеей другого, застигнутого за перезарядкой мушкета, выдернул клинок и ринулся дальше.

Британская артиллерия выдавала залп за залпом, расчеты с лихорадочной быстротой забивали в пушки новые заряды. Каждый залп сотрясал плоть Грея. Он скрипел зубами, отшатнулся от острия полузамеченного штыка и внезапно обнаружил, что стоит один, тяжело дыша, со слезящимися от дыма глазами.

Он огляделся по сторонам, отыскивая ориентиры. Из-за густого дыма он даже не мог понять, в какой стороне от него была крепость.

Мимо него с пронзительными воплями неслось огромное пятно. Инстинктивно он метнулся в сторону и упал на землю. Мелькнули конские копыта, до его слуха донесся рык индейца, свист томагавка, пролетевшего мимо его головы.

– Дьявол, – пробормотал он и вскочил на ноги.

Где-то рядом бились гренадеры. Грей слышал команды их офицеров, грохот и хлопки взрывов их гренад, когда они сплоченно пробивались сквозь строй французов, словно маленькая мобильная батарея.

Гренада упала на землю в нескольких футах от него, и он почувствовал острую боль в бедре. Осколок металла рассек его бриджи, потекла кровь.

– Господи, – пробормотал он, запоздало сообразив, что от роты гренадеров надо держаться подальше; тряхнул головой, приходя в себя, и отбежал от них.

Он услышал знакомый звук, на миг заставивший его вздрогнуть от силы нахлынувших воспоминаний, – дикие крики шотландских горцев, полные необузданной, кровожадной ярости. Шотландцы орудовали своими палашами – двое из них вынырнули из дыма, преследуя кучку убегавших французов. Голые ноги мелькали под килтами. Во вздымавшейся от азарта груди Грея забурлил смех.

Он бежал сквозь дым, и тут его нога ударилась о что-то тяжелое. Он упал, распростершись на теле лежавшего на земле человека. Тот закричал, и Грей поспешно отполз от него.

– Виноват. Эй… Господи. Малкольм!

Стаббс ловил ртом воздух и в отчаянии хватался за мундир Грея.

– Господи! – Правая нога у него была оторвана; ниже колена торчали обломки белой кости, висела бахрома мышц, хлестала фонтаном кровь. Нет, нога не исчезла. Она – во всяком случае, ступня – валялась рядом, в башмаке и разорванном чулке.

Грей отвернулся, и его стошнило.

В горле бурлила желчь; он задохнулся и сплюнул. Снова повернулся к Малкольму и схватился за свой ремень, выдергивая его.