Мари Грей: Весенняя лихорадка

Потом я увидела их . Человек двадцать мужчин, почти все с обнаженными торсами, приводили в порядок газон, вырывали старые растения, вскапывали новые клумбы и засыпали старые. Двадцать великолепных, вспотевших от работы тел, большинство из которых принадлежали милым молодым весельчакам, таким красивым, что захватывало дух. Они и сами не ведали еще о своей привлекательности и не умели ею злоупотреблять. Эти мальчики едва вышли из подросткового возраста, у них впереди было еще много лет, чтобы стать пресыщенными пузатыми мужиками. Впрочем, я заметила среди них и других: сильных, мужественных, загорелых, с бугристыми мышцами. Как они были хороши! Были и взрослые мужчины, те держались чуть в стороне с планами в руках и показались мне не менее соблазнительными, чем их юные коллеги. Может быть, немного грубые, может, им не хватало легкости и элегантности, но зато какие мужественные!..

Оказавшись перед этим неожиданным оазисом потенциальных Горячих Принцев, я не могла думать ни о чем другом, как только найти подходящее место, чтобы за ними наблюдать. Вход в парк был закрыт, я направилась к открытому кафе на другой стороне улицы и села там, надев предварительно темные очки. Я делала вид, что читаю, а сама неторопливо рассматривала их одного за другим.

У каждого была своя изюминка. Например, у блондина – внушительные бицепсы, какие я так люблю ощущать при объятии. Брюнет лет сорока выглядел как начальник, лидер. Юноша с длинными темными волосами удивительно улыбался, а у стоящего невдалеке шатена были потрясающие ягодицы. Все эти прелести, сведенные в одном месте, заставили меня потерять голову, и я окунулась в фантазии, которые даже мне самой показались несколько фривольными…

Я шагала по заваленному всевозможным садовым инструментом тротуару, огибая парк, где суетились эти мужчины. В воздухе царил удушающий зной, но они энергично работали, скинув рубашки, так что потные тела блестели на солнце. Полинявшие шорты облегали крепкие бедра и пенисы, которым, казалось, было тесно под одеждой. На мне был надет крошечный сарафан, одна из тех вещей, которые очень удобны, особенно в жару, но ничего не прикрывают. По мере моего приближения мужчинам все труднее было сосредоточиться на работе. Их взгляды были полны вожделения, языки уже облизывали пересохшие губы. Ветер-насмешник ворвался мне под подол сарафана, нахально задрал его, еще больше открывая внимательным взорам мое тело, и я вдруг очень захотела пить, ужасно, невыносимо! Мое тело боролось с жарой, призывая меня удовлетворить жажду. Но, разумеется, у меня с собой не было никакой воды. Почувствовав это, один из рабочих протянул мне шланг для полива, из которого текла прохладная струя, и я была ему бесконечно признательна. Я пила жадно, и свежая влага текла по моему подбородку, горлу, лифу. Они прекратили дела и увлекли меня к маленькой ажурной беседке. В знак благодарности за восхитительную воду, которая вернула меня к жизни, а может, просто чтобы принять то пожертвование, то подношение, которое они были готовы сделать мне как богине (а я стала для них богиней, благодаря их же собственному желанию!), я подняла мешающий теперь сарафан и подарила им свое тело. Сколько человек рассматривало меня в тот момент – десять? двадцать? – я не знала, да и не хотела знать численность своей необычной свиты; это было неважно, а вся сцена казалась мне исключительно естественной. Наконец ко мне приблизился первый мой апостол. Так грешник подходит к алтарю: он опустился на колени и воздел ко мне большие грязные руки. Его жесткие пальцы устремились к моим шелковым складочкам. Всю меня пронзил шок, когда его грубая рука без предупреждения ворвалась в лоно, а потом вынырнула назад, увлажненная моим секретом. Он показал ее присутствующим, и все, будто восприняв этот жест как сигнал, бросились ко мне. Один схватил меня за руки, второй за ноги. Чьи-то ладони мяли мои уже обнаженные груди, другие трепали по попе. Губами, шеей, ушами я чувствовала прикосновения мужских языков. Когда в меня стремительно проник первый член, столь же неудержимый, сколь и огромный, мне хватило сил только чтобы еще сильнее развести бедра. Я была лишь тряпичной куклой, объектом поклонения, которому возносили хвалу похлопываниями и поцелуями, то быстрыми и проникающими вглубь, то нежными и почти церемонными. Я закрыла глаза, предпочитая просто предаваться ласкам, не обращая внимания ни на внешность своих поклонников, ни на степень их возбуждения, ни на запах их кожи. Все запахи для меня смешались, тела тоже. Через мгновение они почувствовали, что я утомилась, и стали более аккуратными, чуткими, заботливыми. Струи их наслаждения затопляли меня, я купалась в их восторге, к которому, впрочем, примешивался и мой. Еще один ушел в мои глубины и на какое-то время затерялся там, потом еще и еще. Сколько часов прошло? Сколько поклонников подарило мне себя? Я не считала, я не думала об этом. Я просто была. А чем, собственно, я была? Не важно …