Маркиз Сад - Флорвиль и Курваль, или Фатализм

При последней очной ставке со мной эта женщина, внезапно вздрогнув, спросила, сколько мне лет.

– Тридцать четыре, – ответила я ей.

– Тридцать четыре года?.. И вы родом из этой провинции?

– Нет, сударыня.

– Вас зовут Флорвиль?

– Да, – ответила я, – меня так называют.

– Мы с вами незнакомы, – продолжала она. – Но я наслышана о ваших качествах, в этом городе вас уважают и считают порядочной. К сожалению, это все, что я о вас знаю…

Затем, в сильном волнении, продолжала:

– Мадемуазель, вы привиделись мне в одном кошмарном сне: вы стояли рядом с моим сыном… ведь я мать, и, как видите, мать несчастливая… да, это было ваше лицо… тот же рост… на вас было то же платье… И перед моими глазами высился эшафот…

– Сон!.. – вскрикнула я. – Вы, сударыня, тоже видели сон!

И в моей памяти тотчас всплыли черты этой женщины. Я узнала ее, это она явилась мне тогда, рядом с Сенневалем, у гроба, усеянного колючками… Глаза мои наполнились слезами. Чем больше я вглядывалась в лицо этой женщины, тем сильнее желала отступиться от своих показаний… Я готова была умереть вместо нее, порывалась бежать стремглав, но не в силах была двинуться с места… Окружающие заметили, в какое страшное смятение привела меня эта встреча, но все были убеждены в моей непричастности, и нас постарались разъединить. Я вернулась к себе, подавленная горем, терзаемая тысячью различных чувств, истоки коих так и остались мне неведомы. На следующий день эта несчастная была отправлена на смертную казнь.

В тот же день я получила ответ от господина де Сен-Пра; он приглашал меня вернуться. После зловещих событий, пережитых мной в Нанси, город этот стал мне невыносим, и я, не медля ни часу, покинула Нанси и направилась в столицу, отныне преследуемая новым призраком – погибшая женщина, казалось, беспрестанно кричала мне вслед: «Это ты, несчастная, ты посылаешь меня на смерть, и даже не ведаешь, кого толкаешь на гибель своею собственной рукой».

Потрясенная пережитыми горестями, я попросила господина де Сен-Пра подыскать мне тихое пристанище, где я провела бы остаток дней своих в глубоком уединении, строго соблюдая все религиозные предписания. Он порекомендовал мне обитель, где вы, сударь, меня встретили; я переехала на той же неделе и выходила оттуда лишь два раза в месяц, дабы повидаться с дражайшим своим покровителем и изредка навестить госпожу де Леренс. Однако небеса, всякий раз обрушивающие на меня свои удары, недолго позволяли наслаждаться общением с дорогой моей подругой: в прошлом году я имела несчастье потерять ее; госпожа де Леренс была настолько нежна ко мне, что пожелала видеть меня рядом в тяжелые минуты кончины, и последний свой вздох испустила она на моих руках.

Но кто бы мог подумать, сударь, что уход ее окажется не столь безмятежным, как смерть госпожи де Веркен! Одна, никогда и ни на что не уповавшая, ничуть не страшилась разом всего лишиться; другая же трепетала, утрачивая возможность исполнения своих надежд. Ни малейших угрызений совести не наблюдала я при кончине той, кого они, несомненно, должны были одолевать: та же, что не нажила ни единого повода для раскаяния, испытывала муки. Госпожа де Веркен, угасая, сожалела лишь о том, что совершила недостаточно зла; госпожа де Леренс расставалась с жизнью, укоряя себя за то, что сотворила слишком мало добра. Одна осыпала себя цветами, горюя лишь об утрате наслаждений; другая пожелала быть сожженной на кресте и отчаивалась от воспоминаний о тех часах, что не посвятила служению добродетели.

Подобные противоречия потрясли меня; неясные сомнения завладели душой моей. Отчего же, спрашивала я себя, – в эти страшные минуты покой является уделом безнравственности, ведь ему должно сопровождать благочестие? Но в тот же миг я ощутила поддержку некоего небесного голоса, словно зазвучавшего в тайниках моего сердца. – Мне ли, – воскликнула я, – мне ли судить о промысле Предвечного? То, чему я стала свидетелем, все более убеждает меня в преимуществе добра: страхи госпожи де Леренс – не что иное, как забота о сохранении добродетели, а бездушная апатия госпожи де Веркен – суть последние заблуждения преступного ума. Ах! Если мне дано будет выбирать в заключительные минуты жизни моей, то молю Господа ниспослать мне тревогу одной вместо очерствения другой.

Таково последнее из моих злоключений, сударь. Вот уже два года я живу в обители Успения Пресвятой Богородицы, куда поместил меня мой благодетель; да, сударь, я провела здесь уже два года, не зная ни минуты покоя, не было ни одной ночи, когда перед глазами моими не появлялись бы злополучный Сент-Анж и та несчастная, которую из-за меня казнили в Нанси. Вот в каком расположении духа вы встретили меня, и вот каковы мои тайны. Разве не обязана была я раскрыться перед вами, дабы не злоупотреблять вашим ко мне расположением? Судите сами, могу ли я отныне считаться достойной вас… способна ли та, чья душа преисполнена страданием, скрасить радостью вашу жизнь. Ах! Поверьте мне, сударь – не нужно обманывать себя; мой удел – строгое уединение; позвольте же мне вернуться в смиренную мою обитель; вырывая меня оттуда, вы обрекаете себя на вечное зрелище угрызений совести, терзаний и несчастья.