Оскар Уайльд - Пятьдесят оттенков Дориана Грея

– Конечно. Он никогда не нравился мне, хотя я не мог пожаловаться. Он очень предан. Представляю, как трудно ему будет расстаться со мной, когда он умрет.

Розмари широко открыла глаза, пытаясь осознать услышанное. Дориан улыбнулся и одним глотком допил бренди.

– Еще бренди? – предложил он. – Или, может быть, ты хочешь джина? Я всегда пью джин. Я уверен, в соседней комнате еще осталась бутылка.

Розмари подняла стакан, показывая, что он еще полон.

– Настоящая леди, – сказал Дориан. – Мне ни разу не посчастливилось видеть тебя пьяной.

Он заново наполнил стакан и сделал жадный глоток, прежде чем обернуться к Розмари. Ее брови были нахмурены, она закусила нижнюю губу.

– Как летит время! – не удержался Дориан. «Что за радость жениться на сорокалетней?!» – вдруг подумал он.

– Дориан, – начала Розмари. Она сидела прямо, сохраняя серьезное выражение лица, и наконец перестала краснеть, как гимназистка. – Я говорю это исключительно для твоего же блага, ты должен это знать. Я бы на твоем месте хотела бы. Так вот, я считаю нужным предупредить, что о тебе распространяют самые отвратительные слухи.

Дориан осушил второй стакан, снова наполнил его и вернулся в кресло. Он сам удивлялся своему спокойствию и внезапно почувствовал, что смотрит на себя со стороны. Новое ощущение пришлось ему по душе.

– Не желаю знать, что обо мне говорят, – произнес он. – Слухи о других доставляют мне удовольствие, слухи о самом себе – ни малейшего, в них нет привкуса новизны.

– Но это должно интересовать тебя, Дориан, – сказала Розмари. – Джентльмену пристало заботиться о своем добром имени. Даже тебе не должно быть безразлично, что тебя называют развратником и подлецом, который крадет и бесчестит женщин. Конечно, с твоим положением и богатством… Но слава и богатство – еще не главное! Если хочешь знать, я не верю этим слухам. Особенно сейчас, когда смотрю на твое лицо. Грех невозможно скрыть, он накладывает отпечаток. Искривляются губы, набухают веки, руки покрываются пятнами – порок разъедает изнутри. Дориан, твоя сияющая красота и неувядающая молодость свидетельствуют об обратном, – она взглянула на свои собственные морщинистые руки. – Я видела твои портреты в газетах. Я никогда не могла понять, как тебе удалось сохранить красоту. Ты по-прежнему красив, Дориан, – она в отчаянии посмотрела на него, пытаясь сдержать всхлип. – Я так никогда и не вышла замуж из-за…

Она перевела дух и прижала руки ко рту. Как это раньше могло казаться ему очаровательным?

– Ты ангел, – проговорила Розмари, улучив паузу между рыданиями. – Ангел, порожденный моей матерью.

Наступила тишина. Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и села обратно в кресло. Казалось, что она наконец получила возможность передохнуть. Хелен была права, когда говорила, что женщины кажутся неприступными и сильными в своих корсетах, пока не начнут плакать. Они мгновенно теряются и путаются, как клубок шерсти, пока разные влюбленные идиоты не примутся приводить их в порядок. Смешок сорвался с губ Дориана.

– Твоей матерью? Может быть, моей матерью? Ангел?! – вскричал он.

Розмари недоверчиво взглянула на него.

– Дориан, почему ты смеешься? Твое лицо отражает твою душу, я вижу это. Но этот грубый голос разрушает впечатление.

Дориан находился в том состоянии опьянения, когда испытываешь чувства во всей их полноте. Его захватила бешеная злоба, которая звенела в ушах, застилала взор. Он продолжал пить, и злоба становилась все сильнее. Розмари предстояло испытать на себе ее силу.

Швырнув стакан на пол, он вскочил с кресла и бросился к Розмари. Она вскрикнула, откинувшись назад, и подняла свой стакан, как будто он мог защитить ее. Он выбил его из ее рук. Стакан покатился по ручке кресла, которое быстро впитывало бурую жидкость, и с тихим звоном разбился.

– Ты видишь мою душу? – кричал он. – А что, если я покажу тебе ее? Хочешь увидеть мою душу?

Розмари почувствовала, как щеку обожгло ударом. Лицо ее было белым от страха. Она подавила рыдание и оглянулась вокруг, как будто пытаясь найти пути для отступления, затем снова взглянула ему в глаза. Ее взгляд был умоляющим взглядом старой девы, и Дориан готов был задушить ее, лишь бы не видеть этого жалостливого выражения.

– Да, – ответила она смиренно, а затем громче. – Да!

– Тогда пойдем, – сказал он, протягивая ей руку.

– Это может сделать только Бог, Дориан, – произнесла она в нерешительности.

Дориан рассмеялся. Ему казалось, что целый выводок демонов забрался к нему в живот и колет его изнутри заостренными трезубцами.