Ирэне Као: Я чувствую тебя

Сажусь на железную скамью вдоль путей в ожидании поезда. Оглядываю людей вокруг, пытаясь угадать, куда они едут и чем занимаются. Этой игрой мы с Гайей развлекались в детстве, возвращаясь из школы на вапоретто. Кто знает, что она там делает сейчас. Я представляю себе, как она рассекает по узеньким улочкам в туфлях Jimmy Choo на двенадцатисантиметровых шпильках, в обтягивающем платье, сопровождая очередную японскую мультимиллионершу в изнуряющей сессии утреннего шопинга. Хотя мы часто созваниваемся, мне все равно не хватает Гайи: ее искренней улыбки, колоритных выражений, импульсивных объятий и даже ее диктата надо мной в отношении моды и стиля. Ее дружба – это, наверное, единственное из моей венецианской жизни, чего мне сейчас не хватает. Да, еще мои родители. В остальном я рада, что уехала оттуда.

Ровно через пять дней мне исполнится тридцать лет – не верится. Я задую свои тридцать свечек в Риме, и это повергает меня в эйфорию (меня – никогда не любившую дней рождения). Чувствую, что достигла некоего переломного момента. Покинуть прежние безопасные берега – это всегда не просто, даже драматично, но я уверена, что сделала решающий шаг к моей взрослой жизни при наилучших обстоятельствах: новая любовь, новый город, новая жизнь. Если счастье существует, оно должно быть где-то совсем рядом.

Наконец-то подошел мой поезд. Сейчас час пик, но свободные места еще есть. С трудом вхожу, проталкиваясь в толпе, и втискиваюсь на сиденье между толстой синьорой и прыщавым подростком. Передо мной встает парень в легкой рубашке. Он стоит, повернувшись спиной, при этом своей массой закрывает мне весь обзор, так что я даже не вижу светящегося табло, где зажигаются названия остановок. Прежде чем я доеду до Колизея, их должно быть как минимум десять; смиряюсь с мыслью, что придется считать на пальцах, и надеюсь не ошибиться.

Внезапно понимаю, что мои глаза не отрываются от спины парня. Они захвачены чем-то знакомым: эта рубашка, эти плечи, эти темные волосы. Если бы он не был так молод, я бы решила, что это Леонардо. Воспоминание о нем молнией пронзает меня, и я чувствую, как внутри все погружается в тень. Все вокруг мутнеет. В мыслях материализуются воспоминания о мгновениях, проведенных вместе с ним. Эти черно-белые фотографии набрасываются на меня, словно назойливые насекомые. Я тут же отгоняю их, встряхнув головой. «В прошлом», – бормочу. Сейчас уже нет смысла спрашивать себя, где находится Леонардо и что, если между нами все закончилось бы иначе. И нет смысла оплакивать чувства, которые он вызывал во мне: пустота в желудке перед встречей с ним, чудо открытия и возбуждение от наших тайных встреч. Все это потеряно, закончилось навсегда.

Пожалуй, я еще не готова обернуться назад и отрешенно обдумать всю эту историю. Но в любом случае сейчас, вспоминая о Леонардо, уже не впадаю в отчаянье, парализованная болью в сердце и грузом подавленной страсти внутри, как три месяца назад. Я исцелилась, словно отошла от тяжелой болезни и начала все заново. Я научилась управлять этими чувствами, разбирая их на кусочки. Боль уменьшилась со временем, как это всегда бывает(даже если после травмы представляется невозможным). И теперь я могу представлять Леонардо тем, чем он был на самом деле – любовной историей той прежней, неправильной Элены, которая никогда уже не вернется. А еще я ощущаю себя более мудрой и уверенной в себе женщиной. Рядом с лучшим мужчиной – рядом с Филиппо.

Выхожу на станции «Колизей» и оказываюсь на Виа деи Фори Империали [5], где сажусь на нужный автобус до моей работы. Смотрю на Рим, пробегающий у меня перед глазами. Его потрясающая, неухоженная красота продолжает удивлять и завоевывать меня каждый день. Слои искусства и истории, хаотично наросшие друг на друга. Этот город похож на женщину, решившую надеть одновременно все наряды своего гардероба, смешивая эпохи и стили. И она не уверена, стоит ли спрятать или показать свою красоту.

Автобус шумно едет по мощеным улицам, медленно вливаясь в круговое движение на Пьяцца Венеция, где машины следуют в непрерывном вальсе, продолжающемся в любое время дня и ночи. Спускаюсь по Ларго Арджентина, оставляя за собой задворки Корсо Витторио Эммануэле, и перехожу в узкие улочки, ответвляющиеся по сторонам. Центр Рима – это лабиринт кривых переулков, которые запутывают вплоть до полной потери ориентации, но в конце концов всегда приводят к большой прекрасной площади, оставляя тебя в состоянии изумленного удивления. Я уже научилась не бояться их. И хотя продолжаю теряться и всякий раз проделываю новый маршрут, я знаю, что рано или поздно появится успокаивающая линия Пантеона [6] или удлиненная форма Пьяцца Навона [7], указывая мне, что я на правильном пути.