Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)

– Вы, наверное, плетете венок, фрейлейн Ленц, – крикнула она на галерею. – Две розы упали. Бросить их вам или принести наверх?

Ответа не последовало – молодая девушка ушла внутрь дома, видимо, испугавшись отпрянувшей лошади.

Лампрехт тем временем спешился и был достаточно близко, чтобы слышать, как советница с неприятным удивлением сказала тете Софи:

– Как могло случиться, что Гретхен познакомилась с этими людьми?

– Я ничего об этом не знаю, но думаю, что она ни разу не была в пакгаузе. У девочки доброе сердце и ничего больше, госпожа советница. Гретель готова услужить всякому – вот настоящая вежливость, не то что у тех, кто наговорит тысячу комплиментов, а в душе дурно думает о других людях. Но, может быть, ребенок просто любит все прекрасное, я сама в этом грешна: как увижу прелестную девушку на галерее, у меня просто душа радуется.

– Ну, это дело вкуса! – заметила небрежно советница. – Я никогда не любила блондинок, – прибавила она тихо. – Впрочем, я ничего не имею против любезности Гретхен, меня даже радует, что и она может быть вежливой. Я, конечно, не принадлежу к тем, кто плохо думает о других, мне этого не позволяет христианская кротость, но я придерживаюсь консервативных взглядов и считаю, что известные границы между людьми должны существовать. Хотя эта девушка и была воспитательницей в Англии, но здесь она только дочь человека, служащего на фабрике, и это должно определять наши отношения с ней, не правда ли, Болдуин? – обратилась она к своему зятю, который поправлял седло на лошади.

Тот поднял голову, и его темные глаза украдкой бросили на кроткую женщину взгляд, полный такой злости, как будто он хотел ее уничтожить.

Ей пришлось подождать, пока он наконец равнодушно ответил, точно думая о другом:

– Вы всегда правы, матушка. Кто бы посмел не согласиться с вами!

Господин Лампрехт надвинул шляпу на лоб и повел лошадь к конюшне, устроенной в бывшей ткацкой.

Под липами между тем происходил довольно громкий разговор. Маргарита положила подобранные ею розы на садовый стол. «Пока фрейлейн Ленц не придет на галерею», – заметила она, становясь коленями на скамейку около маленького брата.

– Посмотри, Грета, – сказал Герберт, показывая на грифельную доску. Лицо его все еще было красным, и говорил он слегка дрожащим, точно не своим голосом. «Вероятно, со зла», – подумала девочка и увидела, как Герберт, очевидно по рассеянности, спрятал одну розу в карман.

Всегда сдержанный молодой человек стал неузнаваем. Бледный, зло сверкая глазами, схватил он маленькую ручку, прежде чем она успела дотянуться до цветка, и отбросил ее, как вредное насекомое.

Девочка пронзительно закричала, а Рейнгольд, испуганный, вскочил со скамейки.

– Что у вас тут такое? – спросил господин Лампрехт, который только что передал лошадь подоспевшему работнику и подходил к столу.

– Он не смеет, это все равно что украсть! – закричала девочка, у которой еще не прошел испуг. – Розы эти принадлежат фрейлейн Ленц.

– Ну и что же?

– Герберт взял белую, самую красивую, и спрятал в карман!

– Что за шалости! Какие глупые шутки, Герберт, – сказала в сердцах советница.

Лампрехт казался разгоряченным от верховой езды, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он молча подошел к Герберту, помахивая хлыстом, который все еще держал в руках. С оскорбительно высокомерной, насмешливой улыбкой смерил он покрасневшего, смущенного юношу взглядом прищуренных глаз, которые метали искры.

– Оставь его, малютка, – проговорил он наконец, небрежно пожимая плечами. – Герберт стянул розу для школы, завтра во время урока ботаники он представит своему учителю прекрасный экземпляр «Розы Альба».

– Болдуин… – Голос молодого человека прервался, как будто кто-то схватил его за горло.

– Что с тобой, мой мальчик? – обернулся к нему с иронической поспешностью господин Лампрехт. – Разве неправда, что лучший ученик школы, самый честолюбивый из всех, думает перед выпускным экзаменом только о школьных занятиях? – Он насмешливо рассмеялся, потрепал молодого человека по плечу и повернулся, чтобы уйти.

– Мне надо поговорить с тобой, Болдуин, – закричала ему вслед советница, берясь в который раз за стойку с любимым попугаем. Лампрехт почтительно остановился, хотя не смог скрыть своего нетерпеливого желания уйти. Однако он взял птицу из рук тещи и понес ее в дом, куда впереди них пробежал, как сумасшедший, Герберт: было слышно, что он в несколько диких прыжков очутился наверху каменной лестницы.