Мишель Смарт: Слаще меда

Ее ядовитые слова вонзились в его сердце, как острый нож.

Луке достаточно было один раз взглянуть на Лили, чтобы понять: она его дочь. Он не знал, откуда взялась эта уверенность, но у него не возникло ни тени сомнения. Это его ребенок.

Он стал отцом. Теперь, когда его женушка признала правду, ему следовало бы испытать облегчение. Но вместо этого в мужчине начинал разгораться гнев, которому он не позволял вырваться наружу.

Он представить не мог, что губы его жены могут источать такой яд. Грейс всегда видела в людях только хорошее, искала в них только добро.

Ему в голову не могло прийти, что Грейс станет смотреть на него словно на антихриста. Все внутри сжалось, когда Лука увидел, как она приподнимает их ребенка и поглаживает по спинке.

Его плечо болело нестерпимо. Когда они выйдут из дома, он все-таки примет болеутоляющее, а пока ему необходимо сосредоточиться.

Лука встал:

– Даю тебе полчаса.

– На что? – спросила Грейс, погружая лицо в густые черные волосики их дочери.

– Чтобы собрать вещи. То, что нельзя упаковать, придется оставить здесь.

– Я никуда не собираюсь.

– Ты так считаешь?

Лука прошелся по тесной гостиной, чувствуя в ногах свинцовую тяжесть. Грейс умудрилась разместить здесь гребной станок, велотренажер и беговую дорожку. Никто, глядя на нее, не подумал бы, что она недавно родила. И эта женщина как-то призналась ему, что терпеть не может гимнастику.

– У тебя нет выбора, – заявил он.

– Выбор есть всегда.

Лука остановился и впился в нее взглядом, не пытаясь скрыть ненависть:

– Мы поступим следующим образом: ровно через тридцать минут уедем отсюда и вернемся на Сицилию.

Он перевел дыхание.

Меньше часа назад Лука не подозревал о существовании Лили, не подозревал, что стал отцом. Сейчас глазки у девочки были закрыты нежными веками с густыми черными ресницами Мастранджело.

У него что-то дрогнуло в груди, всплыли воспоминания раннего детства. Когда Луке было три года, он проснулся как-то утром и обнаружил, что его родители исчезли. Беттина, любимая служанка, которой часто поручали за ним присматривать, была красная от волнения. Маму увезли в больницу, она должна была родить. Лука до сих пор не забыл атмосферу напряженного ожидания, царившую в доме. Но особенно отчетливо ему запомнилось возвращение родителей домой с младенцем – мама бледная, усталая, счастливая, отец светится от гордости. Они положили Пепе на руки сидевшего на диване Луки и сфотографировали маленьких братцев вдвоем. Лука чувствовал, как его переполняет счастье.

Лили была копией маленького Пепе.

Она – его дочь. А Грейс прятала ее от отца!

Он перевел взгляд на жену. У нее были запавшие глаза, будто она совсем не спала в последнее время. И правильно, что ее мучает бессонница, ведь такому поступку нет оправдания, нет прощения!

– Ты меня назвала чудовищем, – продолжал Лука, понизив голос, чтобы не разбудить заснувшего ребенка, – но ведь это не я исчез, не оставив письма. Не я решил, что ребенку будет лучше без отца. И у тебя хватает наглости называть чудовищем меня?!

Она немного разжала стиснутые зубы, но продолжала смотреть прямо ему в лицо.

– И снова так поступила бы, глазом не моргнув.

Кровь бросилась ему в лицо, кожа стала обжигающе горячей. Она ни в чем не раскаивается! В его силах сурово наказать жену. Он может забрать у нее Лили и навсегда изгнать ее из их жизни.

Он может поступить так, но не поступит.

Лука любил обоих родителей, но именно к маме прибегал с разбитыми коленками и ссадинами, которые заживали от одних ее поцелуев, к маме, для которой и тысячу раз обнять его было недостаточно.

Грейс любит Лили. А Лили нужна Грейс. Между ними уже возникла прочная связь. Нужно иметь каменное сердце, чтобы ее разорвать.

Нельзя наказывать Лили за грехи ее матери.

Нет, наказание для Грейс будет иного рода. Чернота затопила его грудь. Лука подошел к Грейс и наклонился к ее уху. И помимо запаха чистой кожи ощутил ее страх, который его порадовал. Он хотел, чтобы она его боялась. Он хотел, чтобы она проклинала день, когда ступила на землю Сицилии.

– Больше тебе никогда не удастся забрать ее у меня. Лили принадлежит своей семье, Сицилия – ее дом. Тебе повезло, потому что я убежден: детям лучше расти с матерью, не то ушел бы сейчас с ней, а тебя оставил кусать локти. – И, помедлив, он добавил с нажимом: – Сделал бы это глазом не моргнув.

Грейс зажмурилась и сжала губы, стараясь не дышать. Горячее дыхание Луки проникало ей в ухо. Кожу начало покалывать, и это знакомое ощущение испугало ее.